Свирепый
Шрифт:
Она смеется, потом ухмыляется, и, черт возьми, эта ухмылка всегда напоминала мне о Хе... доноре спермы.
— Если хочешь отвезти меня домой, тебе придется тащить меня туда, и я буду брыкаться и кричать всю дорогу.
Каблуки втоптаны. Уперлась рогом. Абсолютно непоколебима. Вот это она получила от меня.
— Поцелуй на прощание свою машину, — говорю сквозь стиснутые зубы. — И телефон. Ты под домашним арестом до конца жизни.
— Да, только мне скоро исполнится восемнадцать, так что...
Этот разговор ни к чему нас не приведет, и это далеко неидеальный вариант — вести его в присутствии
— Хорошо, Хейван. — Весь воздух выходит из моих легких, но я отказываюсь признать поражение перед аудиторией. — Я буду в «Маркони», когда ты будешь готова к разговору.
— Пожалуйста, не уходи, — говорит блондинка. — Ты можешь остаться...
— Нет. — Я должна уйти. Мне нужно подумать. Я на грани срыва и скорее умру, чем сделаю это на глазах у Хейса. — Но... — Обращаюсь только к женщине, которая, как я предполагаю, судя по тому, как Хадсон обнимает ее, является его женой. — Если с моей дочерью что-нибудь случится…
Она уже кивает.
— С нами она будет в безопасности.
— Хейван, — говорю ей, несмотря на то, что она продолжает сверлить меня взглядом. — Все, что я когда-либо делала, было ради тебя.
Она грустно смеется.
— Что бы ты здесь ни искала? Надеюсь, ты это найдешь. — С этими словами я ухожу от своей малышки, оставляя ее с мужчиной, которому она была не нужна.
Хейс
Черт возьми, Ванесса, мать ее, Осборн.
Она ничуть не изменилась. И, конечно, уже не та невинно выглядящая девушка, с которой я встречался в старших классах. Она стала старше. Сексуальнее в том смысле, в каком женщины становятся сексуальными, когда обретают красоту и уверенность в себе. Ее волосы все еще темно-каштановые и гладкие, но вместо длинных локонов, которые касались ее талии, она носит сексуальный боб, который в сочетании с ее непоколебимой позицией делает ее чертовски пугающей.
А меня нечасто что-то пугает. Типа, никогда.
Ее зеленые глаза все еще искрятся огнем, а розовые губы так же соблазнительны, как и тогда, когда мы были подростками.
Подростками.
Святое дерьмо... у нас есть дочь.
Мне кажется, что мой мозг вот-вот начнет вытекать из глаз и ушей, и пульсация такая сильная, что я обхватываю голову руками и стону.
— Хейван, — говорит Лилиан. — Как насчет того, чтобы пойти перекусить рогаликом или кусочком пиццы...
— Я не ем углеводы, — отвечает она как несносный подросток.
Я бросаю на нее взгляд и отшатываюсь, встретившись с еще более яростным взглядом. Боже правый, мне стоило догадаться, что у нас с Несс получится ожесточенный, как черт, ребенок.
— Ладно, может, выпьем по коктейлю, и я покажу тебе Центральный парк? — Лиллиан не дает Хейван шанса сказать «нет», когда выпроваживает ее из квартиры. — Уверена, твоему... э-э-э... Хейсу есть о чем подумать.
— Как скажешь.
Дверь за ними закрывается, и я наконец-то делаю вдох полной грудью. В комнате тихо, только слышно шарканье ног Хадсона, который возится на кухне. В конце концов, он выдвигает табурет рядом со мной и ставит бокал, наполовину наполненный янтарной жидкостью.
Виски, скотч, текила, ром? Ответ
Я опрокидываю полстакана одним большим глотком.
— Текила. — Слово с трудом вырывается из моего пересохшего горла.
Хадсон опрокидывает в себя гораздо меньшую порцию.
— Мне показалось, что это уместно. — Он наливает нам еще две порции.
Я выпиваю свою, затем ставлю пустой стакан на стол.
— Ты знал?
Тот факт, что он наливает третью порцию, выдает его ответ. Хадсон опустошает стакан и чмокает губами, прежде чем пробормотать:
— Да.
Не горячись. Выбивание дерьма из своего близнеца не принесет ничего хорошего. Хотя, возможно, это будет приятно.
— Как долго? — На этот раз я сжимаю кулак на случай, если мне придется его ударить.
— Хейс, ты действительно хочешь поговорить об этом прямо сейчас?
Я наклоняю голову ровно настолько, чтобы поймать его взгляд.
— Как. Долго.
Выражение его лица искажается от сожаления.
— Все время.
Я сжимаю зубы так сильно, что боль пронзает мою челюсть.
— Ты знал, что у меня есть дочь.
Хадсон не отвечает. Ему это и не нужно. Выражение лица говорит само за себя.
— И ты не подумал сказать мне.
— Ванесса заставила меня пообещать...
Мой стакан разбивается о ближайшую стену. Бутылка текилы — следующая. Я встаю. Отбрасываю барный стул и слышу треск там, где он приземляется.
— Ты мой брат! Моя плоть и гребаная кровь! — Следующим я швыряю его стакан, но ярость не утихает.
— Хейс...
— Не разговаривай со мной! — Я двигаюсь к двери, расшвыривая все, что стоит на моем пути. — Оставь меня в покое, мать твою!
Захлопываю его входную дверь с удовлетворительным треском, бью по кнопке лифта до крови в костяшках пальцев и рву руками волосы, ожидая, когда эта чертова штука доставит меня на уровень земли, чтобы я мог убраться к черту подальше от всех этих... чувств.
Ванесса
Выйдя из квартиры Хадсона, я поймала такси до своего отеля, где зарегистрировалась, заказала пасту и бутылку вина в номер и поглощала их до тех пор, пока дрожь в груди не улеглась. Только тогда почувствовала себя достаточно крепкой, чтобы позвонить Тэгу и рассказать ему о том, что произошло. Прислонившись к изголовью кровати, с бутылкой вина в руке и включенным по телевизору реалити-шоу, я изливаю душу.
— Мне так жаль, — говорит он, и сострадание, звучащее в его голосе, угрожает вывернуть меня наизнанку. — Я знаю, ты надеялась, что тебе никогда не придется рассказывать ей о доноре спермы.
Одергиваю подол своей слишком короткой футболки, пытаясь прикрыть пупок. В спешке собирая вещи для поездки в Нью-Йорк, я умудрилась засунуть в сумку спальную рубашку, но без штанов.
— Хейван всегда была такой умной и любопытной. Я должна была догадаться, что та накопает информацию о своем отце. Но как она узнала? — Отпиваю глоток вина. — В последнее время она была такой отстраненной. Я думала, это просто подростковое дерьмо, но, кажется, Хейван уже давно все знает. Уф. — Я откидываю голову назад и морщусь, когда мой череп ударяется о дерево. — Я такая глупая.