«Свистящие стрелы» Маодуня и «Марсов меч» Аттилы. Военное дело азиатских хунну и европейских гуннов
Шрифт:
В круг их обязанностей входил, в частности, дележ добычи, включая пленных, причем сами они претендовали на лучшую, по сравнению со своими подчиненными, часть из захваченного, уступая это право только самому Аттиле. Главную же роль в военных мероприятиях Аттилы играли, судя по всему, Эдикон и Онегисий, названные его «ближайшими сподвижниками». Они, вне всякого сомнения, входили в число упомянутых Приском (Ibid fr. 5 D — 9, 3 В) «полководцев, имевших величайшую славу у скифов [= гуннов]». Добавим, что Эдикон был одним из тех логадов, что были отобраны для несения караульной службы при особе государя и в определенные дни по очереди приходили вооруженными его охранять. На логадов могли возлагаться поручения дипломатического характера. Формировали они также и некое подобие совета при царе, на котором им оставалось, по сути, лишь прорабатывать решения, уже принятые тем единолично.
Помимо
Некоторые данные о структуре военной организации европейских гуннов в начале V в. содержатся в рассказе Созомена о вторжении гуннского правителя Ульдина во Фракию (408/409 н.э.). Согласно нашему источнику, войско гуннов состояло из «родственников» , «командиров» , а также «их подчиненных» (Sozom. IX, 5,4). Не подлежит сомнению то, что под последними следует понимать основную массу гуннских воинов незнатного происхождения, а также союзников Ульдина из германского племени скиров, принимавших участие в этом походе (Ibid. IX, 5, 5; CTh V, 6, 3). Первые же «родственники», возможно, были сородичи главнокомандующего (что-то вроде упомянутых выше членов «царского рода» или «царских скифов/гуннов» Приска Панийского), которые стояли во главе ополчений подвластных Ульдину гуннских племен. Вторые, «командиры» (лохаги), судя по всему, командовали отдельными отрядами в составе этих ополчений. Точная численность вверенных лохагам подразделений неизвестна, но можно предположить, что каждое из них насчитывало 100 воинов и представляло собой, таким образом, организационную единицу так называемой «азиатской десятичной системы», характерной для конных армий древних и средневековых центральноазиатских кочевников.
«Десятичная система», т. е. деление войска на отряды, сформированные по десяткам, сотням, тысячам и десяткам тысяч воинов, определенно существовала у хунну (см. главу 2), поэтому неудивительно, что она имела место и в воинской среде европейских гуннов. Подтверждение этому содержится в «Сказании о битве готов с гуннами», сохранившемся в древнескандинавском литературном памятнике «Hervararsaga» и отражающем историческую реальность — военный конфликт между готами и гуннами в последней трети IV или же во второй половине V в. Из текста «Сказания» следует, что боевой порядок гуннского войска был построен по сотням и тысячам воинов, т.е., другими словами, в соответствии с традиционной для Центральной Азии «десятичной системой»{97}.
Знатнейшие и влиятельнейшие гунны имели свои дружины. Приск приводит рассказ о своей встрече в ставке Аттилы с неким греком из Мезии, который попал в плен к гуннам и при дележе добычи отошел к Онегисию, а затем боевыми подвигами и — что обязательно требовалось гуннским законом — захваченной добычей выкупил себе свободу у своего господина. Однако он не пожелал вернуться домой и остался на службе у Онегисия как его «сотрапезник» (Prise, fir. 8 D — 11,2 В), т. е., скорее всего, воин с привилегированным статусом. При описании его внешнего вида наш источник подчеркивает, что он походил на «скифа» (= гунна), живущего в роскоши, был хорошо одет, а его голова была пострижена «в кружок». По-видимому, он входил в круг тех ближайших сподвижников Онегисия, которые имели такую весьма существенную привилегию, как право помыться в каменной бане своего предводителя (Ibid.). В качестве дружинников, очевидно, должны рассматриваться и упомянутые все тем же Приском «те, [кто] вокруг Эдикона» (Ibid.).
Собственная дружина была, несомненно, и у самого Аттилы. Сообщается, что его шатер охранялся кольцом многочисленной стражи, а в его дворце находились стражники и слуги свиты (букв.: «сопровождающие») (Ibid.). В битве на Каталаунских полях Аттила находился в центре боевого порядка своей армии вместе с храбрейшими воинами (Iord. Get. 198), а в церемонии его похорон приняли участие «отборнейшие всадники из всего гуннского народа» (Ibid. 256): в тех и других можно видеть, в том числе, и бойцов его личной дружины.
Глава 13.
ГУННСКОЕ ВОЙСКО
А. Конница
Костяк армии у гуннов
В следующей главе мы подробно остановимся на тактике гуннской конницы, сейчас же только отметим, что конные отряды из числа аланов и других сарматских племен, зависимых от гуннов или же союзных им, присоединялись к их кавалерии для проведения совместных акций — главным образом грабительских набегов (Amm. Marc. XXXI, 3, 1; 3; 8,4; 16,3; Ps.-Aur. Vict. XLVII, 3; Auson. VIII, 1, 31; ср.: Auson, XXVI, 26, 8–9; Pacat. 11,4), увеличивая тем самым мощь натиска гуннской орды. Правда, в комплексе вооружения аланов лук не играл столь важной роли, как у гуннов, тогда как рукопашный бой занимал в аланской тактике гораздо более серьезное место. Хотя Аммиан Марцеллин и утверждает, что аланы, подобно гуннам, отличались быстротой из-за легкости своего вооружения (Amm. Marc. XXXI, 2, 21), они, по-видимому, располагали также и тяжеловооруженной конницей (рис. 54). Так, при описании битвы при Недао (454 н.э.) Иордан упоминает «алана, строящего ряды с тяжелым… вооружением» (Iord. Get 261){98}.
Говоря о коннице гуннов, необходимо упомянуть их коней, вообще игравших огромную роль в повседневной жизни этого народа Письменные источники утверждают, что гунны все делали, сидя верхом: сражались, заключали всякого рода сделки, совещались друг с дугом, ели и пили и даже спали (Amm. Marc. XXXI, 2, 6–7; Zosim. IV, 20,4; cp,: Prisc.fr. 1; 8 D = 2; 11,2 B; lord. Get. 128; Mauric. XI, 2,19 M = XI, 2, 68 D). Латинские писатели, современники вторжений гуннов, сравнивали их с полулюдьми-полуконями — кентаврами (Claud. III, 329–330; Sidon. Cam. II, 262–266; ср.: Aram. Marc. XXXI, 2, 6). Было также распространено мнение, что гунны с трудом ходили пешком (Amm. Marc. XXXI, 2, 6; Zosim. IV, 20,4; Hier. Ep. 60, 17; Suid. s. v. '’; ср.: Mauric. XI, 2, 19 M = XI, 2, 68–70 D). Впрочем, оно основывалось исключительно на некоторой неуклюжести их походки, свойственной всем другим кочевым народам, для которых конь был главным средством передвижения{99}.
Аммиан Марцеллин называет гуннских коней внешне уродливыми, но выносливыми (Amm. Marc. XXXI, 2, 6), тогда как св. Иероним противопоставляет гуннских кляч (caballi) римским скакунам (equi) (Hier. Ер. 60,17), однако он же отмечает стремительность первых (Ibid, 77, 8), Но наиболее полную информацию о гуннских лошадях дает уже упоминавшийся выше Вегеций во втором своем труде — руководстве по ветеринарии. В нем он, в частности, указывает, что кони гуннов более других пригодны для использования на войне благодаря их высокой выносливости, работоспособности и стойкости к холоду и голоду (Veget. DAM III, 6, 2). Он особо отмечает исключительную приспособленность гуннских коней к зимним пастбищам, воспитываемую с младенчества, их стойкость по отношению к морозам и снегу (Ibid. II рг. 1–2).