Свитки Магдалины
Шрифт:
С первого до последнего дня мы с Саулом вставали до рассвета, произносили молитвы, клали хлеб, сыр за поясами и отправлялись в храм вместе с раввином Елеазаром. По дороге он разговаривал с нами. Пока большая часть горожан еще спала, мы шли по холодным улицам, плотно закутавшись в плащи, и обсуждали Тору. В обществе Елеазара не было такого времени, чтобы мы не обсуждали закон Моисея. А он проверял нас. Если мы говорили неуверенно, он проявлял строгость. Если мы рассуждали верно, он одобрительно улыбался.
На портике храма я часто замечал, что другие мальчики с завистью поглядывают
Мы с Саулом не были ему безразличны, как могло показаться с первого взгляда. Другие мальчики преуспели больше нас и, видно, удостаивались его улыбки чаще. И все же, как в притче об одной заблудшей овце, Елеазар оставлял других мальчиков в одиночестве, чтобы, дать нам особое наставление.
Со временем я избавился от страхов и больше не, плакал. Вместо этого я выполнял свои обязанности с твердой решимостью. Только обязанность набирать воду из колодцев казалась мне позорной. Но я чувствовал, что меня испытывают. Если я в чем-то и мог проявить слабость, то только в этом отношении, и если бы я проявил ее, Елеазар выгнал бы меня. Хотя мне было неприятно делать женскую работу, я выполнял ее безупречно и в некотором смысле заслужил уважение Елеазара.
А больше мы ничего заслужить и не могли, ибо раввин обеспечил нас крышей над головой и едой, и мы не нуждались в деньгах.
Все же однажды деньги мне понадобились. Это случилось, когда я хотел написать отцу. Я провел в доме раввина уже полгода и очень хотел рассказать отцу своими словами, как протекает моя новая жизнь.
Но как мне написать письмо, если нет ни бумаги, ни чернили нечем платить курьеру за доставку письма. Я ждал благоприятного случая.
Наши баки заполнялись каждый день как раз перед заходом солнца, так что жене Елеазара Руфи хватало воды для приготовления пищи и для стирки. Однажды мне пришло в голову, что я могу выполнить такое же поручение для кого-то другого и, возможно, получить небольшое вознаграждение. Только вот беда – все время у меня было занято изучением Торы. Остававшееся же время уходило на молитвы, еду и сон, к тому же под зорким глазом Елеазара. Благоприятному случаю было суждено подвернуться у колодца. Однажды так и произошло.
Опустив кувшин в воду и вытащив его, я заметил, что то же самое с огромными усилиями делает старая вдова, с которой я раньше не раз встречался. Я знал, что эта женщина живет одна, без семьи и друзей, и хотя она не бедствовала, но держать слуг ей было не по средствам. Поэтому я заговорил с ней. Я спросил ее: «Если я целый месяц стану носить воду в ваш бак и избавлю вас от необходимости делать это самой, вы заплатите мне один шекель?»
К моему великому удивлению, вдова с радостью согласилась. У нее болела спина, ныли суставы, однако не нашлось никого, кто бы стал черпать воду для нее. Итак, мы договорились.
Теперь оставалось лишь в течение того же времени заполнить баки нашего дома и дома вдовы, ибо раввин Елеазар будет недоволен,
И вот как я поступил.
Я ходил в два раза быстрее прежнего и нес в два раза больше воды. За то время, которое мне требовалось, чтобы пополнить наши запасы воды, я обеспечивал ею также и вдову.
Первое время я сильно уставал, у меня стали болеть мышцы. К тому же хромота, полученная в детстве, сначала оказалась большой помехой. Но по мере того как шли дни, мое тело привыкло к новой нагрузке, и я понял, что она не так уж тяжела.
В то время мне казалось, что Елеазар ничего не заподозрил.
Через месяц вдова заплатила мне не один шекель, а два, а когда я собирался улечься на циновке, то обнаружил на ней свежий лист папируса.
Через месяц она дала мне еще два шекеля, и я вдруг нашел на своей циновке тростниковое перо.
Прошел еще месяц, я заработал еще два шекеля, и на моей циновке появился брусок черных чернил.
Прошел третий месяц, я получил еще два шекеля, и на моей циновке лежал брусок чернил.
Я написал письмо при лунном свете и отправил на следующий день с разносчиком писем, которого я часто встречал у колодца. В тот вечер после ужина и молитв раввин Елеазар отозвал меня в сторону, чтобы побеседовать с глазу на глаз. Дело касалось меня, ибо он раньше никогда так не поступал.
Он спросил: «Давид бен Иона, ты сегодня отправил письмо своему отцу?»
Я ответил: «Да, учитель», – и удивился.
«Ты считал, что я не знаю о твоем замысле? Думал, что вдова ничего не сказала мне? Что я не заметил, как натружены твои руки?»
«Да, учитель», – робко ответил я.
«Скажи мне, Давид бен Иона, как ты думаешь, кто каждый вечер клал на твою циновку папирус, перо и чернила?».
Я лишь спросил: «Раввин, вы сердитесь на меня?»
Кажется, Елеазар не ждал такого поворота в разговоре. «Сердиться на тебя? За что, Давид бен Иона, я должен сердиться на тебя, если ты единственный из всех моих учеников изо всех сил старался соблюсти пятую заповедь Господа? Ты хорошо чтишь отца и мать своих».
Теперь Елеазар опустил тяжелые руки на мои плечи, и я заметил в его глазах искреннюю любовь. «И чтобы совершить это благое дело, – сказал он, – ты не потерял ни единой минуты, отведенной для изучения Закона Моисеева».
Я продолжал таскать воду вдове и откладывал свои шекели в надежном месте. Когда мы проучились у Елеазара два, затем три года, когда мы покинули склад и переселились на верхний этаж, нам дали немного карманных денег. Мы получали их каждый месяц. К этому времени нам понадобились новые сандалии и новые плащи, так что накопить денег почти не удавалось.