Свиток фараона
Шрифт:
— Таким образом мы никогда не сможем добиться результата! — взволнованно воскликнул он. — Что же нам делать с этими смешными строчками и с такими же обрывками слов, когда нет уверенности, что это куски той самой каменной пластины, которая содержит точные указания. Нам нужны конкретные факты, следы, а не предположения!
Этими словами Д’Ормессон крепко поддел профессора из Лувра. Нет ничего более уязвимого, чем достоинство профессора. Миллекан вытащил из нагрудного кармана пиджака небольшие очки с круглыми линзами в позолоченной оправе, грациозным движением заложил изящные металлические хомутики за уши, взял в руки лист и сделал вид, будто собирается делать доклад.
—
— Ce sont de contes en l‘air! [10] — перебил своего парижского коллегу профессор Д’Ормессон. — Предположим, что вы правы. Я даже соглашусь с вами. Но тогда нам нужно согласиться с тем, что ваш осколок выеденного яйца не стоит, пока не будут обнаружены недостающие части. Мы пока даже не знаем, скольких обломков нам недостает. Идет ли речь об одном, двух или трех элементах. Покоятся ли они еще в песках близ Рашида или уже сотни лет как выкопаны и сегодня находятся в музейных хранилищах среди тысяч других обломков.
10
Все это пустая болтовня ( фр.).
Миллекан лишь растерянно пожал плечами. Их стартовая отправная точка была не из лучших, и он не мог не признать этого. Археология может одурманивать, как опиум, и возбуждать, как шампанское, но вместе с тем может быть сухой, как дубленая кожа. Однако не это ли так привлекает в поставленном перед ними задании?
Глава 8
В бегах
И откуда бы ни вышел ты, и где бы ты ни был — дома или в пути, обращай свое лицо при молитве в сторону Запретной мечети, ибо это — истина от твоего Всепрощающего Господа. Следуй ты и твоя община этой истине. Аллах не остается в небрежении к вашим делам и поступкам и наградит вас за это. Поистине, Он знает все ваши деяния!
В караван-сарае, в миле юго-восточнее Асуана, Нагиб эк-Кассар в назначенный день принял пять ящиков пряностей из Судана. Жара и миллионные полчища жирных черных оводов и мух, которые назойливо лезли в глаза, нос и рот, сделали невыносимым пребывание в этой местности, и Нагиб поспешил нанять повозку, запряженную волом, чтобы перевезти ящики на пристань.
Старый феллах с темным морщинистым лицом предложил достать колымагу за пятьдесят пиастров. Это была запредельная цена, но Нагиб согласился при одной мысли, что ему наконец удастся выбраться отсюда. Он уже несколько дней жил в страхе.
Последнюю ночь он провел в гостинице
Старик шел рядом с запряженной волом повозкой, а Нагиб, обмотав голову платком от палящего солнца, сидел на ящиках. Он считал, что ему еще повезет, если удастся добраться со всем грузом до места в целости. Только теперь ему окончательно стало ясно, во что он вляпался. Полицейские, а зачастую и британские солдаты, наблюдали за каждым перекрестком.
И неудивительно, что Нагиб, погрузившись в мрачные мысли, не любовался красотами окружающего ландшафта. Охряно-красные скалы песчаника возвышались на краю пустыни, как слоны, спешащие к реке на водопой. Пальмы, листья которых развевались на горячем ветру, одиноко стояли, чувственно покачиваясь, как не терпящие соперниц танцовщицы.
Нагиб не понимал, почему Али ибн аль-Хусейн сам не забрал товар, а поручил это задание ему и Омару, хотя не знал, можно ли им доверять. Все это повергало его в еще большее беспокойство. Нагиб осмотрел ящики. Они были сколочены из неструганых досок, скрепленных тонкими жестяными лентами. На их поверхности стояла арабская надпись «Хартум-Каир». Нагиб чувствовал себя не в своей тарелке, ему становилось не по себе от того, что он не знал, какой груз на самом деле находится в ящиках. Он постоянно думал о том, не скрывается ли что-либо более опасное за его миссией. Чем больше Нагиб об этом размышлял, тем больше в нем крепло сомнение, что он действительно перевозит пряности. Его один раз уже обвинили в преступлении, которого он не совершал. И на этот раз обстоятельства складывались так, что Нагиб мог попасть в ловушку.
Нагиб испугался, когда старик остановил повозку громким и протяжным криком «Э-э-эйя!». Служащий почтового пароходства в тюрбане, с повязкой на глазу помог разгрузить ящики и сообщил:
— Отплытие парохода задержится до поздней ночи, куда нужно доставить груз?
— В Каир, — ответил Нагиб, указав на надпись на одном из ящиков.
Служащий разрешил грузить их на борт.
— До десяти пароход точно не отправится, — сказал он и, подмигнув здоровым глазом, добавил: — На шариа Амир эль-Гоуш есть девочки по пять пиастров.
Отдав служащему бакшиш, Нагиб попрощался с твердым намерением больше не возвращаться сегодня к погрузке и затерялся в сутолоке асуанского базара. Вокруг него царило деловое оживление. Торговцы с юга — дерзкие сыны пустыни — пытались договориться с местными продавцами, выменивая фрукты, шкуры и искусно сотканные ковры на пищу и одежду. Пронзительные крики домашних птиц, выставленных в клетках, сливались с голосами уличных торговцев, которые со своими медными подносами с выпечкой и напитками всевозможных цветов лавировали в толпе. Здесь можно было купить галабии ярких цветов, мешки из грубой хлопчатобумажной ткани, галантерею из разноцветного стекла, еду и дешевые духи, распространявшие разнообразные ароматы. И среди всего этого — вяленая рыба, мясо с кровью, кипящие котлы с дьявольски острыми овощами, которые продавали маленькими порциями.