Свиток Силы: Пески судьбы
Шрифт:
В абсолютной тишине я застыл в чжане от противника. У него на скуле горел свежий порез от моего клинка. Ярко-алая капля крови скатилась и сорвалась вниз.
– О-о-о! – грянул восторженный рев Львов, – Тао! Тао! Тао! – скандировали они.
Захир в противоположность моим ожиданиям открыто улыбнулся и, заткнув свой кинжал за пояс, сделал пару широких шагов вперед, с восторгом хлопнул меня по плечу.
– Вот теперь я верю тебе! Спасибо, Тао!
Он приложил руку к груди и глубоко поклонился.
В
Я спокойно сидел, скрестив ноги, выпрямив спину. Жаркий ветерок обвевал кожу, шевелил белую ткань гутры, которая ниспадала на спину, забирался под широкий балахон дишдаша. Было неожиданно приятно, как будто попал домой.
Я привычным усилием воли вымел ростки чувств, только логика и холодный разум. Бездумно проследил, как Абдур, скрестивший ноги напротив, в такой же одежде, потянулся к столику и вытащил из песка вскипевший кофе. Черная жидкость плеснулась в две маленькие белые чашечки.
Фарфор из Империи, – отметил я про себя, – Дорогое удовольствие.
Аромат напитка щекотал ноздри, оттеняя приятное впечатление, которое у меня складывалось от лагеря кочевников.
Абдур осторожно взял чашку и пригубил, сделал маленький глоток. Горячо. Отставил обратно на столик. Я видел, что мой знакомый мнется, не решаясь начать разговор. Поэтому поднес свою чашку к губам, глоток кофе ожег нёбо, и, опередив собеседника, решил раскрыть ему часть правды, в благодарность за спасение и светлые чувства, которые я испытал у Львов. Да, они мне понравилось. Ошейник не должен среагировать, это никак не угрожает Калифу.
– Благодарю, что спас меня.
Белая чашечка стукнула донышком о камень столика.
– О, я только дотащил тебя до лагеря, а все остальное сделала Чемеза. Наш благословенный лекарь!
– Да будут дни ее долги, – кивнул я.
– Да будут долги, – тут же отозвался Абдур.
Он порывался продолжить, похоже, построил уже в голове беседу, подобрал слова, как рассказать мне какую-то не удобную вещь. Но я поднял руку, перебивая его. Я просто должен так сделать, если чувствую хоть каплю благодарности.
– Постой Абдур, пока ты вдруг не рассказал мне какую-то тайну.
Круглые синие глаза белобрысого расширились еще больше. Хотя, казалось бы, куда еще?
– Ты должен кое-что узнать обо мне, – я опять сделал глоток кофе. Напиток уже не обжигал и раскрылся нотками вкуса на языке. Горькими, кисловатыми – как моя жизнь в Песках. Привычно выкинул ростки сожаления и чувств. Оставив только лишь холодный разум. Ну, почти.
– Ты слышал об Ужасе Агбы? – спросил я и дождавшись кивка Абдура, продолжил, – Знай, что теперь ты его и видел.
Чашка стукнулась о столик в повисшей тишине, и я пояснил мотивы своего признания.
– Когда я могу проявить волю, я привык на добро отвечать добром, на зло злом. Я каждый раз пытаюсь вскарабкаться на тонкую грань. Справедливость – единственное, что держит меня, позволяя противиться Судьбе. Поэтому ты должен знать. Я раб Агбы. Я не волен над своей судьбой, я знаю, что вскоре приду к Пустыным Львам, неся горе и плач. За твоим отцом, за тобой, за каждым, на кого укажет Калиф. Он не остановится, пока не рассеет ваше племя.
Я вздохнул, посмотрел на чистое небо, на барханы песков до горизонта и снова перевел взгляд на Абдура и закончил:
– Ты проявил себя благородно, поэтому я даю тебе шанс. Ты знаешь кто я.
Круглые глаза белобрысого успокоились и в них появилась смешинка. Я в мыслях сокрушенно покачал головой. Он не воспринимает мои слова всерьез. Думает обо всем можно договориться – убедить, разъяснить. Неразумное дитя.
– Абдур, я…
– Даже теперь Ужас Агбы придет и убьет меня? – он, улыбаясь, завертел каким-то серым невзрачным ободком над своей головой.
Я присмотрелся. Ошейник?! Я схватился за горло. Но тут же отдернул руку, и раньше этот артефакт не ощущался – так я не пойму. Есть только один способ. Я отвел глаза, прислушался к себе, представил, как я пронзаю ненавистного Калифа мечом… Месть! Темное чувство поднялось изнутри. Месть!
И алая полоска артефакта не вспыхнула на моей шее, я не почувствовал бьющих через меня разрядов, никто не душил меня обжигающей удавкой. Я с удовлетворение мрачно подтвердил – месть. По привычке притушил чувства, вымел их почти полностью из головы, оставив лишь холодны разум.
Перевел взгляд на Абдура. Смотрел в его синие круглые глаза и молчал. На лице белобрысого начало проглядывать беспокойство. Он убрал разомкнутый ошейник и с тревогой пощелкал пальцами перед моим лицом.
Восемь лет. Восемь долгих лет я носил ненавистный ошейник, исполнял его волю. Изучал его, собирал по крупицам слухи о нем, лелея надежду когда-нибудь снять. По капле, по песчинке выстраивал свою волю, учась держать в узде свои чувства, ничем не выдавая свою горячую ненависть к Калифу, Хозяину. И вот, я свободен! И… Я не знаю, что с этим делать…