Свобода и любовь (сборник)
Шрифт:
А Вася вздохнет. Вот и опять обманулась… Ждала, что в сад к ней выйдет… Не пришел. Что же! Видно, не до Васи!.. Дела важнее мук женского сердца!
Проснулась Вася от шороха. Утро. Владимир у своего шкафчика возится, что-то достает.
– Ты что, Володя, так рано?
– На поезд. Груз принимать.
– Сам?
– Проверкой заняться надо.
Завязывает Владимир перед зеркалом новый галстук, не ладится. Смотрит Вася на него, и такой он ей кажется вдруг родной да желанный.
– Дай помогу. Иди сюда, Володя.
Послушно
– Васюк мой, маленький! Родной, родной… Так больно, так больно чужими жить. Неужели теперь всегда так будет? – жалобно спрашивает Владимир, прижимая к себе Васину кудрявую голову.
– А мне, думаешь, не больно?… Хоть не живи.
– Так зачем же мы ссоримся, Вася?…
– Не знаю. Что-то между нами встало.
– Нет, Вася! Нет1 Ничто не может встать между нами, сердцем, Вася, я твой, только твой.
– Не разлюбил?
– Глупенькая!.. – Целует Васю. – Давай не будем больше ссориться. Глупо же. Обоим больно. Я не могу тебя потерять, Вася. Без тебя я жить не умею. Так не будем больше «цапаться»?
– А не будешь больше директорствовать?
– А не будешь грузчиков против меня подымать? – Смеются.
– Ну, а теперь спи! Не выспишься, опять весь день хворая будешь. Я вернусь часа через два.
Закутал Васю, поцеловал Васины глаза и ушел. А у Васи так на сердце хорошо стало. Легко, легко… И засыпает Вася сладко, точно радость вернулась, точно то, главное, вовсе не ушло…
Владимир с разгрузки не вернулся; позвонил по телефону, что в правление проехать должен. К обеду будет. Васе лучше сегодня. Но на рогожную не пошла. Хозяйством занялась, вместе с Марьей Семеновной квартиру прибирают.
Незадолго до обеда звонок по телефону. Вася подошла.
– Алло!
– Владимир Иванович дома?
– Нет еще. Кто говорит?
– Из конторы правления.
– Почему же вы его на дому спрашиваете, когда он еще там, у вас?
– В правлении его нет, он уже уехал. Извините. – Опять этот женский голос! Кто такая? Не любит Вася этот голос. Часто вызывал он Владимира в первые дни приезда. Потом сразу прекратил. Вася как-то спрашивала Ивана Ивановича, кто из конторы правления всегда вызывает Владимира, да еще в рабочие часы? Иван Иванович объяснил, что это из дежурных. Странно! Почему голоса так похожи? И опять нехорошо делается Васе. Шевелится, проклятая, у самого сердца… Больно делает!..
К обеду Владимир приехал с двумя правленцами. Очень заняты утренними грузами. Все-таки Васю спросил, как себя чувствует. Грелась ли на солнышке, как доктор велел?
– Нет, не грелась. – Отрезает Вася сухо и, будто случайно, бросает: – Тебя опять та барышня, что вечно к тебе из правления звонит, по телефону вызывала.
– Какая барышня? Владимир делает удивленные глаза. – Из правления, говоришь? Так это, верно, Шелгунова? Ну и «барышня»! Почтенная мамаша семейства… Да
Сказано так просто, естественно, а Васе тоскливо. Нет, что-то все не то…
После обеда правленцы распрощались. Вася рада, ей хочется побыть сегодня с Владимиром, душою отогреться… Не напрасно же утро радость сулило.
Но только правленцев проводили, телефон задребезжал в кабинете. Владимир к телефону.
– Да, я, – отрывисто. – Просил же я не по телефону, – упрекающе. – Ну, конечно, по семейным обстоятельствам, – с усмешкой. – Ни в коем случае… Категорически запрещаю. Решительно. Ну, хорошо, хорошо, – уступчиво. – Только очень ненадолго. До свидания.
Вася стоит в соседней комнате, слушает. И опять что-то тоскливо сердце сосет…
С кем он разговаривает? Кому обещает «ненадолго»? Кому может «запрещать»'?…
Владимир из кабинета идет прямо в спальню. Мимо Васи. Будто ее не замечает. Вася за ним. Прихорашивается Владимир перед зеркалом, гребешком волосы расчесывает.
– С кем ты говорил, Володя, по телефону?
– С Савельевым.
– С Савельевым? Разве он вернулся?
– Сегодня утром.
– Ты его встречал?
– Что за допрос такой, скажи на милость? Ты же знаешь, грузы принимал. Беспокойно, раздосадованно.
– И ты хочешь сейчас идти к нему? Ты ему обещал?
– Да, я иду к нему. – Молчание.
Вася чувствует, как сердце ее бьется все сильней, все сильней… Вот-вот разорвется. Пусть! Мука не по силам. И вдруг подошла к Владимиру вплотную, ласково за руку взяла.
– Володя! Не делай этого… Не начинай опять сначала…
– Что сначала? – подозрительно-тревожно.
– Водиться с этим негодяем-спекулянтом… Меня предупреждали: против тебя же главное обвинение, что ты с «неподходящими людьми» знакомство ведешь…
– А!.. И ты опять сначала? Запела в одну дудку с твоими контролерами!.. Истерзать меня хочешь? Воли лишить?… Чтобы я к твоей юбке пришит был?… – Вскипел, Васину руку с руки своей сбросил.
– Постой! Постой, Владимир. О чем ты? Когда это я хотела тебя к юбке привязать? Опомнись? Не обо мне речь, о тебе. Не рой себе сам яму… Врагов у тебя достаточно. А как начнешь дружбу с Савельевым водить…
– При чем тут Савельев?
– Как при чем? Разве не к нему идешь? – Глаза Васи тревожно вопрошают.
– Конечно, к нему. Но что же из этого? Иду по делам. Понимаешь? Это необходимо.
– Не верю!.. – возбужденно. Отложи до завтра, позови в правление.
– Вася! Ну какой же ты ребенок, – меняя тон. Ну хорошо, я тебе правду скажу. Конечно, Савельев зовет не по делам. Дела мы бы и в правлении справили… Просто у него собралась маленькая, теплая компания… Ну и зовет в картишки перекинуться. Ты же видела, Вася, что я почти месяц нигде не бывал, все дома да дома, все дела… Дай мне хоть изредка вздохнуть!.. Вася! Ведь я тоже хочу… Не могу я схимником быть.