Свобода или смерть
Шрифт:
…Нагруженный свертками, Толик поднимался по лестнице. Откуда-то сверху, видимо из комнаты латиноамериканцев, доносился треск маракасов и грохот каблуков. «Любовь и танцы — вот их страсть», — вспомнил Толик слова хозяйки.
Он уже добрался до середины лестницы, когда навстречу ему с гомоном ринулась неизвестно откуда взявшаяся толпа лилипутов. Лилипуты обтекали Толика с двух сторон, как сыплющиеся с горы камешки при небольшом обвале. Толпа исчезла так же внезапно, как и появилась.
Толик
— Добрый вечер, месье! — Это было произнесено по-русски, и Толик понял, что обращаются именно к нему. Сильви стояла на пороге своей комнаты, придерживая рукой полы короткого халатика. — Вы наш новый квартирант? Мадам Лоран говорила мне о вас. Как вам нравится Париж?
— Ничего, — сдержанно ответил Толик. — Многое я именно так себе и представлял. Вот только почему у нас в доме так много лилипутов?..
— Они из цирка, — объяснила Сильви. — Пробудут здесь еще около недели. Вы не любите лилипутов? А я люблю. У них маленький срок жизни, и они живут очень ответственно.
— Вы так хорошо говорите по-русски, — Толик вдруг вспомнил о галантности. — Почти без акцента. Вы русская?..
— Не совсем, — Сильви смотрела на Толика просто и открыто, без малейшего кокетства, и этим нравилась ему все больше и больше. — Бабушка русская. А вообще-то я из Бельгии. В Париже только учусь. А вы писатель?
Толик насупился. Ему очень хотелось произвести на Сильви впечатление, но он все никак не мог попасть в нужный тон.
— Да, в общем, писатель… — Толик выбрал тон байронической отчужденности. — Политический эмигрант. Если вы понимаете, что это означает…
— О да, понимаю! — сочувственно кивнула Сильви. — Я многое знаю о России. Ну что ж, давайте знакомиться? Меня зовут Сильви.
— Очень приятно. А меня зовут Анатолий. Но на русский слух это слишком официально. Зовите меня просто Толя.
Толику хотелось казаться ироничным и раскованным, он даже попытался сделать озорной реверанс, но в ту же секунду все его свертки посыпались на пол. Бутылки, банки, гамбургеры, облитые кетчупом, — все это лежало теперь в общей безобразной куче, как символ сирости его, Толика, холостяцкого бытия. Сильви это развеселило, она звонко захохотала, так бесстрашно обнажая гортань и зубы, что Толик, которому было не до смеха, все-таки успел отметить про себя, что во рту у нее не было ни одной пломбы…
— А вы знаете, Толя, — отсмеявшись, сказала Сильви. — Это даже хорошо, что вы не успели поужинать. Поужинаем вместе. Тут через дорогу есть очень милое кафе…
…Кафе
Толик слишком стремительно влюблялся в Сильви, чтобы мог чувствовать себя раскованным в ее компании. Он мучительно напрягал мозг, пытаясь сочинить что-нибудь легкое, ненатужное, остроумное, но в мозгу искрило и замыкало, и разговор то и дело сползал в давно наезженную Толиком колею…
— Ну почему обязательно борьба?.. — горячилась Сильви. — Я не люблю этого слова!.. Нормальные люди не должны ни с кем бороться!.. Они должны просто жить!..
— Просто жить? — снисходительно усмехался Толик. — Просто жить — это для бабочек!.. Это значит жрать, спать и совершать естественные отправления!..
— Ничего подобного!.. — не сдавалась Сильви. — Просто жить — это значит любить, замечать красивое, радоваться солнышку…
— Как можно радоваться солнышку, — распалялся Толик, — если ты видишь его сквозь тюремную решетку?.. Счастье — это свобода!.. А свобода не дается без борьбы!..
— Но свобода — это фантом!.. — Сильви оказалась крепким орешком. — Абсолютной свободы нет нигде в мире!.. Человек может рассчитывать только на внутреннюю свободу!.. Так что же, вечная борьба?..
— Да, вечная борьба!.. — не без важности подтвердил Толик. — Вечная борьба за вечные идеалы!.. Правда, я сторонник бескровного оружия… Мое оружие — это мое перо!..
— Господи!.. — вздохнула Сильви. — И зачем вы только приезжаете в Европу?.. Если вы не можете без борьбы, сидите у себя дома и боритесь!.. Кто вам мешает?..
Толик приготовился что-то возразить, но тут зрачки его остановились, он напрягся и замер, как гончая, учуявшая дичь. Сильви проследила его взгляд, но не увидела ничего такого, что могло бы привлечь его внимание…
— Наши!.. — Толик кивнул на группу молодых людей, робко толкавшихся у обувной витрины. — Совки вы мои родимые!.. Нигде от вас спасу нет!..
— Почему ты думаешь, что это ваши?.. — удивилась Сильви. — На них не написано!.. Может, поляки или югославы… Это же туристический район!..
— Наши!.. — уверенно повторил Толик. — А галстучки на резиночках?.. А стадный способ передвижения?.. А ожидание провокации в глазах?.. Нет, я своих за версту чую!..
Толика тянуло на подвиги. Ему безумно хотелось завоевать Сильви сейчас, немедленно, сию секунду, и неожиданное появление соотечественников смутно обещало такую возможность…
— Привет, земляки!.. — Толик с сердечной улыбкой подошел к сгрудившимся у витрины. — Услыхал родную речь — не мог пройти мимо… Я тут в долгосрочной командировке… А вы, как я понимаю, туристы?..