Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости
Шрифт:
Итак, если это — не антиполитика, то что это? Многие из тех, с кем я разговаривал, видят тут длительную тоску по сильному лидеру — или хотя бы, как в случае Берлускони, по его имитации. По словам Риццо, «авторитаризм постепенно проникает во многие страны, даже внутри ЕС. Власть передается по собственному желанию. Просто здесь все более явно». Складывается впечатление, что ни один из итальянских институтов не способен или не хочет противостоять этой угрозе.
Одним из таких институтов является Ватикан. Около трети итальянских избирателей заявляют о своей принадлежности к католицизму. Опросы подтверждают, что подавляющее их большинство солидаризируется с Берлускони или его партнерами по правой коалиции. Пакт Берлускони со Святым престолом четко сформулирован, хотя не обошлось без определенных лакун, особенно в вопросах личной морали. Несмотря на настоятельные просьбы премьера, после развода с первой женой в 1985 году (на
У верхушки Ватикана было понимание того, что Берлускони должен добиться отражения в законе основополагающих взглядов церкви. Ватикан, в свою очередь, не должен был выражать недовольство нападками Берлускони на конституцию или демократию — точно так же, как Святой престол не делал этого при Муссолини и в послевоенный период «Взяткограда», всепроникающей коррупции политической системы. Такое положение дел, названное одним бывшим парламентарием «клерикальной диктатурой», стало очевидным в истории Элуаны Энгларо. Она находилась в устойчивом вегетативном состоянии после автомобильной катастрофы в 1992 году, и ее судьба стала поводом для столкновения по поводу эвтаназии. Ее отец добился в конце концов от Верховного суда разрешения удовлетворить желание семьи и позволить больной умереть. Под давлением Ватикана Берлускони принял указ, запрещающий врачам отключать системы жизнеобеспечения. Редкий случай демонстративного неповиновения — президент Джорджо Наполитано отказался подписать указ, назвав его антиконституционным. Берлускони заявил, что будет просить парламент принудить президента выйти в отставку. Энгларо умерла тремя днями позднее, но члены парламента позаботились о том, чтобы этот случай не повторился. Берлускони понял, что есть лишь одно решение: самому стать президентом.
Берлускони не просто угодил значительному большинству — оппозиция и сама находилась в замешательстве. Недавно созданная Вельтрони Демократическая партия была парализована неуверенностью. «Партия хороших людей», как ее прозвали, продемонстрировала нежелание критиковать правящую коалицию. Это привело к учреждению новой партии «Италия ценностей» под руководством Антонио Ди Пьетро, бывшего прокурора из команды по борьбе с коррупцией «Чистые руки». В январе 2009 года Ди Пьетро представил в высшую судебную инстанцию Италии ходатайство с миллионом подписей людей, протестующих против закона об иммунитете для высших чиновников. Это в два раза превышало число подписей, необходимых по закону для того, чтобы инициировать референдум. В то же время ряд оппозиционных деятелей по всей стране оказались вовлечены в местные политические скандалы. Доверие к самому Ди Пьетро было подорвано после того, как его сын оказался причастным к коррупционному расследованию в Неаполе. После стольких лет обвинений в коррупции Берлускони с трудом скрывал ликование. Он даже начал рассуждать о «вопросе морали» в политике. Он давал понять, что одной из его основных задач было ускорить «реформирование» судебной системы.
Чем сильнее проявлялся мировой финансовый кризис, тем более непринужденным казался Берлускони. Возможно, это было связано с тем, что итальянская экономика, которая развивалась гораздо медленнее, чем экономика других европейских стран, имела меньший потенциал падения. Может быть, это был шанс, предоставленный кризисом. Он использовал критическую ситуацию, чтобы представить себя в качестве сильного человека, необходимого для таких случаев, как этот. После встречи с европейскими лидерами по проблемам мировых финансов он до рассвета танцевал на дискотеке. Газета «Ла Репубблика» процитировала его обращение к молодежи: «Если я посплю три часа, у меня хватит энергии, чтобы следующие три заниматься любовью. Я надеюсь, что когда вы доживете до семидесяти, вы будете в такой же хорошей форме, как я». Он настаивал, что только государство может помочь стране выйти из опасной ситуации. В марте 2009 года Берлускони еще более упрочил свою власть, объединив «Национальный альянс» Джанфранко Фини с собственной партией. Берлускони назвал эту структуру «Народ свободы». На учредительном съезде он был настоящей звездой шоу. Когда Берлускони вошел в зал, шесть тысяч делегатов вскочили и устроили ему овацию, в то время как из динамиков звучала бетховенская «Ода к радости», а следом — гимн его предвыборной кампании «Благодарение Господу за Сильвио». Он заявил ликующей толпе: «Мы — партия итальянского народа. Мы — партия итальянцев,
Поглотив союзников, Берлускони дал понять, что не хочет, чтобы парламент ограничивал его амбиции. Приручив судебную систему и СМИ, он основательно закрепился на всех уровнях власти. Следующей затеей Берлускони (по примеру Путина, его доброго друга) стало приспособление под себя президентской власти.
Впрочем, это слишком легко — свалить всю вину за отступление демократии в Италии на одного человека. Если демократия понимается узко, как воля большинства, выраженная на свободных и честных выборах, то итальянцев можно было простить. А если считать, что демократия — это нечто большее, это участие общественности, общественный контроль и подотчетность, то Италию можно счесть не слишком отличающейся от так называемых авторитарных стран, в которых мне довелось побывать. Все те учреждения, которые должны были контролировать политиков, в равной степени заслуживали осуждения. Риццо сказал мне:
Забудь про телевидение: оно потеряно давным–давно. Даже итальянские газеты очень близки к власти. Они не могут быть сторожевыми собаками. Мы критикуем наших политиков, но сами хотим таких же привилегий… Системная коррупция так глубока и всепроникающа, что больше не имеет значения, берет ли конкретный политик деньги на стороне (хотя большинство берет).
Период кампании «Чистые руки» в начале 90–х годов предоставлял итальянцам шанс порвать с прошлым: «Пятнадцать лет тому назад у нас был шанс оживить нашу политику. Мы им не воспользовались».
Глава 7
Великобритания: под колпаком
Прежде Британия экспортировала текстиль, железо, сталь и поп–музыку. Сейчас она экспортирует оруэлловские методы контроля над массами.
Приверженность британцев защите прав человека происходит из определенного понимания нашей истории, из осознания прав, выкованных в совместных битвах, и из веры в то, что свободное общество обеспечивает наилучшие перспективы для долговременной стабильности и роста.
Это было в марте 2009 года. Я сидел во втором ряду богато декорированного зала в Ланкастер–хаусе, видевшем торжественные и не очень торжественные события в истории дипломатии, и слушал министра иностранных дел Дэвида Милибэнда. Он начинал свой ежегодный доклад о соблюдении прав человека. Я сдержал возглас недоверия, когда он стал объяснять, каким образом Великобритания подала другим странам пример для подражания. Зная Милибэнда в течение многих лет, я наблюдал за тем, как он, подобно другим своим коллегам, прислушивался к голосу совести, реагируя на те или иные действия правительства. Менее чем через час после выступления Милибэнда генеральный прокурор объявила, что она санкционировала расследование, которое должно ответить на вопрос о том, замешаны ли агенты МИ-5 в пытках заключенных на американской базе Гуантанамо. Адвокат Беньяма Мохаммеда, бывшего узника, который на начальном этапе дал признательные показания, заявил, что разбирательство может привести следствие к ведомству Милибэнда.
Все это было совсем не похоже на то, что происходило 12 лет назад. Страна готовилась к приходу Тони Блэра и нового лейбористского Камелота с почти ребяческим энтузиазмом. Я только что вернулся в Великобританию после того, как наблюдал вблизи крушение диктатур. Я присоединился к «лобби» — самой английской из институций, этой святая святых политической журналистики при Вестминстере — в надежде на то, что разворачивающиеся передо мной демократические процессы приведут меня в чувство. Еще до выборов 1997 года я достаточно понаблюдал за людьми из окружения Блэра и журналистами, которые должны были следить за их деятельностью, чтобы проникнуться скептицизмом в отношении какого бы то ни было прекрасного, нового и более свободного мира.
Послужной список консерваторов ужасал. Здесь было многое: от интернирования, бессмысленных попыток заткнуть на телевидении рот лидерам Шинн Фейн и стрельбы на поражение в Северной Ирландии — до политизации полиции, силами которой срывались забастовки, использования закона «О государственной тайне» и других мер Для запугивания журналистов и препятствия расследованиям. Во всем этом правительства Маргарет Тэтчер и Джона Мейджора продемонстрировали классический бесцеремонный подход к тем, кто, по мнению консерваторов, подрывал «британский образ жизни».