Свобода уйти, свобода остаться
Шрифт:
Кристалл, почуяв моё приближение, попытался, в свою очередь, сократить дистанцию между нами, слегка подпрыгивая и передвигаясь таким образом по столу. Примерно с минуту я забавлялся тем, что подносил к нему с разных сторон пальцы, заставляя менять направление неуклюжего движения, потом вздохнул и прикрепил серьгу на требуемое место.
Дрожание кристалла тут же превратилось в слова, эхом отдающиеся в голове:
— Олден... Муха... Приют... Лично...
Что ж, будем расшифровывать.
Олден — это Олден, и никто кроме.
«Муха» — «срочно, быстро, поспешно». Мухой, в общем.
«Приют» — моё семейное предприятие.
«Лично» — значит, не имеет отношения к королевской службе. Уже хорошо. Хотя и мои личные дела имеют обыкновение приносить массу хлопот. Кому? Мне, разумеется!
Интересно, что стряслось, если Олли нарушил мой
Впрочем, гадать бессмысленно: надо отправляться на место.
Я натянул сапоги и накинул куртку. Стоит брать оружие? Вряд ли: мои подопечные обычно не буянят. Да и Олли на что? Справится, если возникнет потребность. Ну да, ленивый я, не в меру. Но на сей раз имею оправдание: сквозить через Кровный Портал [10] с лишним грузом очень и очень неприятно.
10
«Порталы, как средства перемещения, в самом общем случае разделяются на Общие, сиречь, предназначенные для пользования любым желающим, независимо от принадлежности к тому или иному народу, магических способностей и прочих качеств, и Кровные, сиречь, личностные, которые настраиваются при своём построении на пользование одной, строго определённой персоной, что призвано затруднить доступ к Тайным Путям лиц, не имеющих допуска...»
Подхожу к зеркалу. Да, тому самому, у которого начался мой осмысленный день. Чуть мутноватое стекло высотой больше, чем в половину моего роста, обрамлённое массивной металлической рамой. Рамой из «лунного серебра», кстати. Выплаканного младшей сестричкой-луной. Похоже, задумкой мастера, создавшего сей шедевр, было изобразить лозу, но получился лохматый венок, неровно прилегающий к зеркальной поверхности. Сооружение уродливое и неуклюжее. Хорошо, что его вынужден наблюдать только я один. Особенно в действии.
Провожу ладонью по холодному металлу рамы. Где мои любимые ямочки? А, вот они! Поочерёдно погружаю кончики пальцев в еле заметные углубления кованого узора, сопровождая свои действия обязательными для вызова Портала словами:
— Отряхнувшись, словно кошка, высоко и далеко ночь плеснула за окошко звёзд парное молоко...
Нравится стишок? Знаю, что нет. Это я сам сочинил. Я же поэт, и очень даже известный. Не верите? Зря: мои ранние творения можно прочитать на стенах в большинстве отхожих мест Антреи. Только в массе своей эти вирши грубы и непристойны, и для оглашения в приличном обществе не годятся... А поскольку при настройке средства передвижения в пространстве на меня требовалась не только моя кровь, но и набор слов, известный только мне и никому более, пришлось срочно сочинить эту несуразицу. Почему срочно? А я, как водится, опоздал, и Мастер Переходов не желал ждать ни одной лишней минуты...
Поверхность стекла пошла рябью.
— Куда угодно? — Прошамкал противный старческий голос.
Говорят, Управителя Портала сделали из мага, который некогда смертельно надоел всему Анклаву разом. Уж не знаю, чем именно он досадил своим же коллегам, но быть заживо замурованным в Переходе — жестокое наказание. Правда, случилось это ещё поколения за четыре до меня, и к тому моменту, как фамильная реликвия поступила в полное моё распоряжение, старикашка не то, чтобы успокоился, но основательно «перебесился», и обязанности свои выполнял вполне исправно. А если серьёзно, я, в самую первую нашу встречу, предложил ему сделку: он честно несёт службу, за что получает возможность посетовать мне на свою несчастную жизнь, но не чаще, чем раз в месяц. Надо сказать, условия были приняты довольно быстро и без возражения, потому что больше всего наказанный маг страдал именно от отсутствия собеседника.
— В Приют, пожалуйста.
— Что Вы там забыли, светлый dan? — Недвусмысленное приглашение к разговору. Соскучился, значит, старый стервец. Могу тебя понять, но и ты пойми: тороплюсь. Так что, после поболтаем.
— Свою совесть, милейший. А я не привык надолго расставаться с этой милой, но слегка бесцеремонной дамой.
— Как знаете... — поддержало беседу зеркало, начиная построение Перехода. — На счёт «четыре», помните?
— Помню, помню, — передёргиваю плечами.
Было дело, по-первости, когда я полез в Портал, не дождавшись,
Стекло потемнело, становясь похожим на ночное небо. Сходство усиливалось тем, что где-то в его глубине начинали мерцать крохотные огоньки. Собственно, именно этот загадочный вид в зеркале и навёл меня на основную идею стишка.
Как только самые крупные из звёздочек выстроились в линию, стрелой нацеленную вдаль, начинаю отсчёт:
— Один...
Мерцание постепенно прекращается.
— Два...
Сажусь на край рамы. Да, именно сажусь, потому что стекла в раме уже нет.
— Три...
Опираюсь руками.
— Четыре!
Перекидываю ноги через раму и...
Квартал Линт, королевский Приют Немощных Духом,
последняя треть вечерней вахты
Спрыгиваю на землю с высоты трёх футов, потому что шутник, занимавшийся прокладыванием Переходов, установил выход из портального коридора на высоте ограды Приюта. Впрочем, хорошо ещё, что не над самой оградой: боюсь, нанизанный на острия кованых прутьев я выглядел бы совсем неаппетитно, а лавировать, падая, не умею. Таланта не хватает.
— Почему так долго тянул? — С недовольной миной, но практически лишённым эмоций голосом спрашивает низенький крепыш со смешно топорщащимися коротко стрижеными рыжими волосами.
Круглое лицо, не знающее прикосновений бритвы ввиду активного применения магических зелий, зато щедро усыпанное веснушками. Карие глаза, тоскливые, как у собаки, с раннего детства посаженной на цепь. Нос, перебитый и сросшийся неправильно, но придающий облику молодого человека своеобразный шарм (которым он, впрочем, не умеет и не желает учиться пользоваться). Костюм из плотного сукна, с потайными карманами (с виду, разумеется, и не скажешь, но можете поверить мне на слово: они есть, и их много), тёмный, немаркий, с прожжёнными дырочками на полах камзола и рукавах. Серебряная цепочка с медальоном, удостоверяющим принадлежность его обладателя к Гильдии магов, а точнее, к Водному Крылу. Разрешите представить: dan Олден, мой личный врач, коллега по работе и просто хороший, но вредный человек. И, как все последователи магического искусства — до невозможности упёртый в бредовые идеи. Например...
— Ты меня слышишь?
— А? — Стаскиваю с уха серьгу. — Теперь — да.
— Где шлялся?
— Вообще-то, я спал.
На лице Олли появляется искреннее недоумение:
— Спал?
— А что ещё я должен был делать?
— Тебе нельзя спать днём, забыл?
Помню, как забудешь! Последняя гениальная теория многомудрого Олдена: сон в дневные часы пагубно сказывается на моих способностях. Вывод был сделан после того, как я спутал две графы в бланке протокола таможенного досмотра. То, что dan Рэйден просто и примитивно был усталым и злым, как тысяча ххагов, в расчёт не принималось. Кажется, ещё в тот раз я подробно (и не слишком соблюдая правила приличия) объяснил, какие мысли витают в моей голове по поводу теоретических построений «рыжего недомерка». Не помогло. Олли подал рапорт начальству, которое потом в течение часа пространно и нудно излагало мне мои обязанности, делая упор на «непременном нахождении в здравии и полной боевой готовности». Прослушав скучнейшую (ввиду досконального знания каждого пункта) лекцию, я, оскорблённый до глубины души вмешательством в личную жизнь, предпринял ответный шаг: покинул место службы до окончания вахты и нажрался, как свинья. Закончилось дело потасовкой, в которой приняли участие все желающие (и не желающие — тоже), моим арестом и препровождением в места заключения, в коих меня продержали неделю прежде, чем задать традиционный вопрос из разряда: «Остыл, али ещё посидишь?» Моё настроение от пребывания в камере не улучшилось, о чём вопрошающий был оповещён. Немедленно и красноречиво. Спустя неделю всё повторилось снова. А потом ещё и ещё раз, но я первым сдаваться не собирался, и добился-таки к себе уважения. Правда, на время вахт дисциплина, которой я вынужден был подчиняться, приобретала характер надругательства над телом и духом, но зато в свободное время мне было дозволено творить всё, что вздумается. Ну, почти всё.