Свобода в широких пределах, или Современная амазонка
Шрифт:
— Одна.
— А махала кому?
— Они двоек не получают.
— А фамилии как?
— Сверху не разглядишь. Только волосы и плечи. И, простите, без одежды.
Бубенцов курил сигарету с фильтром и еще по старой, наверное, привычке вставлял ее в наборный мундштук — сооружение получалось громоздкое, и когда он вынимал мундштук изо рта, походило на то, словно он водил по воздуху длинной дымящейся указкой.
— Объясни мне, — сказал Валентин Федорович, — видишь,
— Новых реальностей.
— А эта вас не устраивает?
— Почему? Устраивает. Но одной мало. Нужны еще сон, искусство, болезнь. И алкоголь тоже, хотя вы меня сейчас за это будете ругать.
— Но ведь все спят, все книжки читают, да? И выпивают, бывает. Хотя у нас с этим делом лучше, чем юристов, правда? Но ведь все это так, отвлечение. А главное-то все-таки не это.
— Нет, — сказала Нина, — и это тоже. Иначе с ума от скуки сойдешь. Не человек, а робот.
— Петух вас в одно место не клевал, — сказал с сожалением Валентин Федорович. — Это хорошо, конечно. Но с жиру ведь вы беситесь. Ты это понимаешь?
— Но ведь и это хорошо — что с жиру, Валентин Федорович. Ведь все для того и было, чтобы не только нищета и разруха или фашисты кругом, а чтобы жить во всех этих формах и реальностях.
— А ты случаем не того, не сдвинешься?
— Нет, — сказала Нина, — я умею.
— Тогда хоть не пей. Тебе знаешь сколько жить?
— Знаю, я не пью. У нас мало кто пьет.
— На первом курсе мало, а дальше — больше.
— Нет, — сказала Нина, — амазонки не пьют. Иначе они дисквалифицируются.
— Крылатые?
— Да, только это фигурально. А вообще-то они на конях, верхом. Понимаете?
— Это которые мужчин когда-то завоевывали, грабили и жгли все кругом?
— Да, только не когда-то, а сейчас. И дальше больше будет.
— Нет, — сказал Валентин Федорович, — мне это в отчет не годится. Там и так столько ваших грехов, что хоть сейчас заведение закрывай.
— Это не грех, — сказала Нина, — это закон развития — наше время идет, понимаете? И скоро вообще все нашим будет!
— Матриархат установите?
— Что-то вроде. Только название будет другое, это какое-то неприличное.
— А нагишом скакать хорошо?
— Хорошо, — призналась Нина, — только вы этого не поймете.
— Ну а дети? — спросил вдруг Бубенцов. — Дети-то у вас все-таки будут?
— Наверное. Только не у всех. У нас другая социальная организация установится: эти воюют, эти работают, эти рожают. Или, может быть, по очереди.
— Как в муравейнике?
— Совсем не так. Просто женщина — более высокий, универсальный, что ли, тип. Может
— Универсальный?
— Да, если не использовать ее для забивки свай.
— На физические работы вы рабов, наверное, покоренных мужчин поставите?
— Если механизмов хватать не будет. Но со временем роботы их и оттуда вытеснят.
— Дела! — протянул Бубенцов. Он пошел выкинуть окурок и тотчас вернулся, вставил новую сигарету в мундштук. — Но тогда, наверное, вам придется младенцев мужского пола сразу после рождения уничтожать?
— Какую-то часть, может быть, да. Но это только сейчас, а потом пол ребенка будет регулироваться.
— И что же — совсем мужчин не станет?
— Кроме небольшого количества, необходимого для воспроизводства. Ну, еще, может быть, какие-нибудь комнатные породы выведут — карликовые, например, будут бегать по комнатам с погремушками и бубнами, или совсем лохматые, как болонки, но тоже очень небольшие.
— Или как пудели? — спросил, попыхивая сигаретой, Бубенцов.
— Ага, их по утрам можно будет прогуливать. Ты, скажем, бежишь на стадион, а он рядом припрыгивает.
— Можно и соревнования между ними устраивать, — предложил Бубенцов. — Как тараканьи бега. Или прыжки какие-нибудь.
— Да, — сказала Нина, — но все остальные будут жить отдельно.
— Занятно, — сказал Бубенцов. — Только ты никому об этом не говори. А то с вами и вовсе сладу не будет.
— Но это все равно обнаружится. Зачем скрывать?
— А я думал, — сказал Бубенцов, — может, ты прыгнуть туда хочешь? Но почему? Сессию сдала хорошо, общественница, ни в чем плохом не замечена. Может, у тебя денег нет?
— Есть.
— Дома что-нибудь случилось? Может, родителям позвонить?
— Ну что вы, право, как нянька. Все у меня прекрасно. Вы лучше на себя посмотрите.
— Дерзишь.
— Я правду говорю. Ведь я вам все объяснила, а вы меня утешаете.
— Но что же ты тут-то стояла?
— Ну вот, опять двадцать пять. Я же вам про амазонок говорила. Они только что здесь были.
— Да? — спросил Бубенцов и тоже посмотрел на белевшую внизу лестницу.
— Да не сумасшедшая я! — крикнула Нина. — Что вы на меня так смотрите?
— Конечно, не сумасшедшая. Но ведь видишь, никого там нет.
— Конечно нет — промчались уже.
— Да, — грустно сказал Бубенцов, — это что-то новенькое. Двоечницы были и есть. Прогульщицы. Воровки, как ни стыдно в этом признаться. Драчуньи, пьяницы… Но амазонок еще не было. Может, ты правда в кино сходишь?