Свобода в широких пределах, или Современная амазонка
Шрифт:
Нет, все-таки я не так строил бы северные города. Начнем с, как выражаются, жилища. Квартиры должны быть большими и непохожими. У одного — модерн, все только современное, всякие там кнопки, транзисторы, электроника. А у другого — как старинная интеллигентская квартира в Ленинграде, с антресолями, непонятными кладовками и заставленной всякой рухлядью комнатенкой, где сорок лет назад жила домработница тетя Даша. А третьему, может, хочется, чтобы его дом напоминал избу, в которой он вырос. Это, конечно, преувеличение, но очень разная должна быть начинка у всех домов, чтобы каждый чувствовал себя здесь хорошо — ведь люди приезжают разные. И, конечно, все коммунальные удобства должны быть.
Но
И еще я бы приглашал сюда только очень интересных людей, лучших в своей профессии. И не давал бы им здесь жить долго, пять лет максимум — и до свидания. Потому что, за эти годы интересный человек израсходуется вдрызг и начнет повторяться, начнет выискивать легкие ходы и удобные решения, а найти их тем легче, чем дольше он тут живет, потому что спаянность и поддержка северных людей усиливается с годами, прожитыми вместе. Нужна смена.
Конечно, все это очень дорого. Но разве сегодня Север дешево стоит? Одна текучесть рабочей силы ежегодно обходится в миллионы. А взять уже упомянутый феномен: промышленность остается на одном и том же уровне, а население ежегодно растет на 8–10 тысяч. За счет чего? Безработных в Магадане, конечно, нет (по данным советского ученого В. А. Тишкова, в июле 1973 года в Канаде, т. е. на зарубежном Севере, не имело работы 503 тысячи человек — 5,3 процента от общего числа занятых, рекордный процент на тот момент для капиталистического мира). Напротив, в каждом номере газеты, на каждом углу — одни и те же объявления — требуются, требуются. Но все ли они действительно требуются?
Вот должность Веры Васильевны — вахтер. Базу, на которой она работает, охраняет электроника. Не будем вдаваться в подробности (хотя бы потому, что они и автору неизвестны), скажем лишь, что Вере Васильевне вовсе не требуется выходить во время дежурств из будки, где она сидит, и проверять замки на воротах. Так зачем же она сидит? За что она получает сто пятьдесят рублей — больше, чем многие инженеры на материке?
Вот вам главный резерв экономики: на Севере должны жить только действительно нужные люди. И вот им-то, самым нужным, приехавшим сюда на короткий срок должны быть созданы те условия, о которых говорилось выше.
Автор не несет здесь никакой отсебятины. Об этом уже немало писали экономисты и социологи. В подтверждение могу сослаться на интересную книгу журналистов «Литературной газеты» А. Левикова, В. Переведенцева, А. Смирнова-Черкезова, В. Травинского «Колыма и колымчане» (М.: Сов. Россия, 1971). Возможно, что когда-нибудь эти доводы будут услышаны.
И опять оказывается, что надеяться Вере Васильевне не на что. Если все будет так, как хочется автору, то спрячут со временем ее базу под землю или каким-нибудь другим образом полностью переведут на электронную защиту, сломают ее двухэтажный, с ограниченным набором удобств домик, столь распространенный сегодня в Магадане, чтобы построить настоящее «жилище» для настоящих специалистов (в городе, прижатом сопками к морю, площади для застройки немного). А ей — возвращаться в ставшие уже чужими родные места, на материк, с толстой пачкой аккредитивов и пустой душой. Именно пустой. Прожив здесь два-три десятка
Жалко мне Веру Васильевну. Да и самого себя жалко. Потому что и автора эта участь постигнет — хватит уже, уезжать пора, засиделся. Наверное, те, кто будет жить здесь недолго, напишут о Магадане лучше — свежий взгляд, столичная школа и обитая культура выше. Нет, не корите меня за сочувствие Вере Васильевне. Кто нас с ней пожалеет?
На Комсомольской площади (ну и ветер несется по проспекту! Телевизионная вышка воет от его напора. Свалит ее, наверное, когда-нибудь, и исчезнет единственное сходство с Парижем) Вера Васильевна сделала небольшой крюк, чтобы попасть к витринам магазина «Маяк». Редкие покупатели — все, конечно, мужики — неслись по обледеневшему тротуару к магазину, боясь, что вот-вот закроют, некоторые даже без пальто. Два или три такси попыхивали перед входом.
Она остановилась около заиндевевшей витрины и достала из сумки, где у нее лежали термос с чаем, хлеб и пара котлет, открытку. Открытка под термосом перегнулась — нарочно засунула поглубже, чтобы не намокла от снега, — и это огорчило Веру Васильевну.
Текст был такой:
Многоуважаемая Вера Васильевна!
В замечательный женский праздник позвольте Вас поздравить от глубины моей души и пожелать Вам большого женского счастья и всех прелестей жизни. Остаюсь с симпатией к Вам.
Неизвестный Вам Антон.
А на обороте нарисованы слоники — почти как те, что продавались когда-то у нас в магазинах, из уральского камня, но только все одинакового роста и сразу видно, что индийские, потому что очень худые. И написано внизу мелко-мелко, что слоны индийские, ручной работы.
«Кто же это? — снова подумала Вера Васильевна. — Я не знаю никакого Антона. Откуда же он меня знает? Или это кто-то разыгрывает?»
И тут вспомнила она человека из сна. Как он стоял перед нею, опустив руки. Нет, сначала он руками закрывал лицо, словно стеснялся, потом сделал какой-то жест — как индийский, и глаза его горящие впились в нее. Слоники вот тоже индийские, ручной работы. И показалось ей, что у того человека из сна было не две, а гораздо больше рук, которые все красиво изгибались — она видела это во многих фильмах, и Махмуд Эсамбаев, когда приезжал сюда, тоже такое показывал.
«А что если это он открытку прислал? — подумала Вера Васильевна. — Может, он увидел меня на концерте, когда свет в зале зажгли. Но я не очень долго и хлопала, потому что боялась поздно домой идти, это ведь второй концерт был, в десять часов начало. Он адреса моего не знает. И почему «Антон» подписался?»
— Гражданочка, может, выручишь? — сказал у нее за спиной мужчина в синем, вымазанном известкой плаще. Он протянул ей несколько селедок на газетном листе. — Гляди, сколько на рубль!
В магазин уже никого не пускали, и на что этот бич рассчитывал, было неизвестно. Разве что кто-нибудь из рабочих был знакомый или задолжал кому-нибудь.
— Да иди ты! — отмахнулась Вера Васильевна от противной физиономии, столь нагло вторгшейся в ее грезы. И печень от одного вида селедки стала болеть. Надо же, как она устроена!
Дальше по пути были еще два магазина — обувной и «Волна» на углу Портовой и Коммуны, но Вера Васильевна и так опаздывала и останавливаться было некогда. (Анна Ивановна, жена бригадира, точно ей какую-нибудь гадость скажет — как же, начальница! Хуже нет с ней меняться.) Но одну фразу из поздравления Вера Васильевна все-таки запомнила: «Остаюсь с симпатией к Вам». Очень ей понравилась эта красивая фраза. И главное, что остается! Значит, был, есть и будет. Красивый, наверное, человек.