Свободная любовь
Шрифт:
— Я думал, ты согласна со мной, — напряженно сказал он. — Я считал, ты настолько занята своей карьерой, что чувствуешь то же, что и я, и хочешь той же свободы. Я думал, ты считаешь, так же как и я, что все, что происходит между нами, — совершенно, и ты тоже не хочешь ничего другого.
Дори расплакалась и обняла его за шею.
— О, Скотт! Я действительно не хотела этого. И я, конечно, не хотела иметь ребенка, по крайней мере я не планировала его сейчас. Но я чувствую себя такой одинокой. Каждый раз, когда я упоминаю о ребенке, ты леденеешь. Мне хочется,
Он поднял ее голову и вытер слезы со щек. Потом взял ее лицо обеими руками и сказал:
— Ты не можешь сомневаться в моей любви. Ты знаешь, как я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, что это меня даже пугает.
— Тогда почему ты не можешь любить нашего ребенка? Вот в чем суть. Не в свадьбе. Не в клочке бумаги, а в ребенке, крошечном человеческом существе, которое живет во мне. Это часть тебя, Скотт, так же как и часть меня. Это одна из причин, почему я так сильно люблю его.
Голос Скотта прерывался от охвативших его чувств, когда она уткнулась лицом в его грудь, крепко прижавшись к нему:
— Я люблю ребенка, Дори. Когда Майк сказал, что ты плохо себя чувствуешь, и я подумал, что с тобой могло что-то случиться, я был в отчаянии.
— Ты не говоришь о нем, — продолжала Дори. — Ты даже не можешь произнести это слово. Ты не можешь сказать «ребенок». Мне кажется, что ты словно пытаешься игнорировать его существование.
— Я просто спрашиваю — почему? — сказал он. — Почему сейчас? Почему именно мы, когда столько людей хотят иметь ребенка — и не могут? Почему это случилось с нами, когда все было так превосходно?
Дори подняла голову и шмыгнула носом.
— Я встретила женщину в «Макдоналдсе», — рассказала она. — У нее прелестная маленькая дочка, и она хочет иметь второго ребенка, но у нее были выкидыши. Я сказала ей, что надеюсь, она снова забеременеет и родит другого ребенка, и знаешь, что она мне ответила?
Он внимательно смотрел на нее, ожидая ответа.
— Она сказала: «Чему суждено случиться, то случится». Я не могу так думать по отношению к нашему ребенку, Скотт. Для нас это была неожиданность, но мы не вправе распоряжаться его жизнью. Этот ребенок просто должен быть. Нам его подарил Бог, и мы не имеем права грозить ему пальцем и жаловаться на то, что он появился не вовремя.
— Я не делаю этого. Я... правда... не... делаю этого.
— Не делаешь? Ты говоришь о нас и о том, как это отразится на нас. Ты совсем не думаешь о ребенке — о нашем ребенке. Тебя не интересует, как он будет выглядеть, будет это девочка или мальчик.
— Я еще не зашел так далеко, — признался он. — Я не могу преодолеть страх, Дори. Все меняется, а я не хочу терять тебя.
— Ты не потеряешь меня, Скотт, если...
— Я уже потерял частицу тебя. Ты отменила уикенд, а этого никогда не случалось прежде.
— Это было лишь потому...
— И ты меняешься, Дори. Ты никогда не принимала аспирин,
— Это всего лишь витамины.
— И ты... Иногда я не узнаю тебя. Ты такая эмоциональная, а сейчас ты замыкаешься в себе. Между нами появилась неловкость, которая пугает меня. Мы всегда могли разговаривать обо всем. Всегда. А сейчас между нами возникла эта ужасная отчужденность.
Она гладила его щеки.
— Я не могу побороть эмоциональность. Я ненавижу слезы. Я ненавижу ревущих баб. Но это гормональное. И единственная причина, по которой я замыкаюсь, — та, что ты не хочешь слышать о том, что я должна сказать. Каждый раз, когда я начинаю говорить о ребенке, ты прячешь голову, как страус или черепаха. Очевидно, что ты не хочешь обсуждать эту тему, а это сейчас главное в моей жизни. Я должна думать об этом, потому что беременность случилась со мной, с моим телом, и ребенок разделит со мной мою жизнь. Если ты хочешь, чтобы мы по-прежнему были вместе, тебе нужно найти в своей жизни место для нашего ребенка, потому что я больше не могу выступать соло.
Она снова заплакала, как те недалекие и трусливые женщины, которых она всегда презирала. Скотт вытянулся на постели и заключил ее в объятия. Он целовал ее в макушку, гладил волосы.
— Когда ты плачешь, у меня разрывается сердце. И это пугает меня, потому что ты всегда была такой твердой, стойкой и независимой. Я не могу потерять тебя. Не могу. Я не понимал, что это я заставляю тебя замыкаться.
— Просто дели это со мной.
— Что? — спросил он. — Говори точнее. Что ты хочешь, чтобы я делил с тобой в эту минуту?
— Чудо, — сказала она. — Благоговение и изумление.
— Объясни мне.
Дори вздохнула.
— Мы все спрашиваем, почему это случилось с нами, однако, если ты посмотришь на процесс воспроизводства, зачатие само по себе уже чудо. — Она взяла его левую руку и положила ее, ладонью вниз, на свой живот. — Подумай об этом, Скотт. Одна микроскопическая частичка спермы сливается с одной микроскопической яйцеклеткой. Даже если ты делаешь все, что задумано природой, это все же чудо, что они находят друг друга и соединяются, чтобы начать цепную реакцию деления и размножения клеток, в результате чего получается человеческое существо.
— Кружка не солгала — я действительно супержеребец.
Дори прикусила зубами кожу у него на груди. Она захихикала, когда Скотт подпрыгнул от неожиданности.
— Это то, что я хотела услышать. Гордость.
Она приподнялась, облокотившись на руку, и посмотрела сверху вниз на его лицо.
— О, Скотт, я хочу, чтобы ты гордился собой. Мы сделали что-то чудесное, хотя это и не входило в наши планы.
Наступил благословенный миг тишины, когда отсутствие напряженности между ними было столь же значительно, как и гнетущее напряжение, царившее раньше. Это был момент затишья в бурном море перемен, грозящих захлестнуть их. Скотт и Дори были счастливы просто лежать рядом и наслаждаться этим.