Свободных мест нет
Шрифт:
Мать, не поняв истинности вопроса дочери, забеспокоилась в свою очередь:
– Славик, что у тебя с лицом?
– Это… перемена климата, часовые пояса, понимаешь… – обращаясь к матери, проигнорировав разоблачающий вопрос этой проныры-Ирки и радуясь, что тема не-встречи замялась, стал объяснять Славик.
– Это не опасно? – опять спросила Вера Николаевна.
– Н-не очень…
Вера Николаевна, тут же с готовностью приняв все объяснения, снова засуетилась у сумок.
Развезли гостинцы. Сначала заехали к Ирише посмотреть снимаемую ею комнату, бытовые условия. Всё понравилось, Вера Николаевна
С завтрашнего дня начиналась культурная программа. Первым пунктом значилось: ознакомление с достопримечательностями города.
Веру Николаевну усадили почему-то на заднее сиденье вместе с Татьяной – женой Славика – и Димочкой. Впереди села Ириша. Славик, только несколько дней назад пришедший из загранрейса, порядком соскучился по своим новеньким, полученным в подарок от отца «Жигулям», и большую часть времени проводил за рулем, делая совершенно ненужные вроде бы поездки, с радостью соглашаясь съездить в магазин, находящийся в сотне метров от дома, отвезти кого-нибудь куда-нибудь или по своим многочисленным делам. Ирише-то было ясно, какие у него после рейса могут быть «дела» и какая такая «запарка». Вот и сейчас, скрипя тормозами на поворотах, срываясь и летя, едва загорался «зеленый», Славик ощущал себя единым существом со своей «тачкой», и душа его пела, будто «пламенный мотор».
Для полноты удовольствий был включен магнитофон с записями «оттуда», по просьбе Веры Николаевны, «пожалуйста, не очень громко». Татьяна куталась в воротник ламы кожаного пальто, была, казалось, ко всему безучастна, и следила лишь за тем, чтобы Димочку не очень швыряло из стороны в сторону. Вера Николаевна сидела, сильно подавшись вперед, вцепившись обеими руками в высокий подголовник переднего сиденья и старательно, с преувеличенным вниманием смотрела в боковое окошко. Ириша, держась за ремень над головой, чтобы как-то удерживать равновесие от лихой езды, косилась на мать, сморкавшуюся и шмыгавшую носом над самым ее ухом, и поочередно со Славиком, показывая то налево, то направо, говорили:
– Это Лиговский проспект.
– Вот Московский вокзал.
– А это наш Невский.
– Смотри, какие дома, какая архитектура. Каждый дом – музей.
Вере Николаевне из своего бокового окошечка были видны лишь два первых этажа замечательных зданий-музеев, и она еще старательнее вертела головой, глядя то в противоположную сторону, где и вовсе мелькали одни автобусы, то приподнимаясь из-за спины Ириши, то оглядываясь назад.
– А вот и Дворцовая площадь. Смотри: это Эрмитаж.
С шиком прокатили по Дворцовой, сделав большой круг. Матушка усердно заглядывала в свое окошко, провожая глазами проносившиеся виды, и восторженно качала головой:
– Да, да, красота какая. Батюшки-и…
Повезли по набережной к Медному Всаднику, Исаакию, по Садовой. Но скоро Веру Николаевну, которую укачивало даже в рейсовых автобусах, не говоря уж о самолетах, летать на которых она соглашалась только в случаях чьих-либо похорон, стало мутить. Она притихла, еще судорожней вцепившись руками в подголовник, – прелести архитектуры ее больше не восторгали. В боковое окошко она смотреть не могла: быстро мелькавшие картины вызывали еще большую тошноту. Вера Николаевна, вытягивая шею, смотрела только в лобовое
– Славик, едь, пожалуйста, потише, – наконец решилась попросить она. – Что-то меня тошнить стало.
– Ну-у, матушка, – огорчились Ириша и Славик. – Мы тебе еще и половины не показали. Сейчас поедем на Марсово поле, Летний сад тебе покажет, Михайловский замок, Русский музей.
– Совсем я что-то расклеилась, – извиняюще пожаловалась Вера Николаевна. – Еще грипп этот некстати. Ломает меня всю.
Через некоторое время Вера Николаевна и вовсе раскисла: казалось, она вот-вот заплачет. К великому недовольству Славика пришлось немного сбавить ход и вернуться домой.
Прогулка была испорчена.
На следующее утро Ириша, придя в номер к Вере Николаевне, застала ее в постели. На тумбочке возле кровати лежали собранные соседями по номеру лекарства, градусник. Вера Николаевна, комкая в руках мокрый от насморка платок, виновато взглянула на дочь.
– Ну-у, матушка, – растерялась Ириша. – А мы тебя сегодня в зоопарк решили сводить…
Вера Николаевна чувствовала себя очень несчастной: угораздило же ее подцепить этот грипп!
– Мы и с Татьяной договорились уже: они с Димочкой нас у входа в зоопарк ждать будут. Я за тобой приехала. Что же делать?
Вера Николаевна тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Сейчас, она полежит немного, совсем чуть-чуть, чтобы силами собраться и, конечно, встанет. Если бы хоть голова так не трещала… И не пойти нельзя, нехорошо получится: они ведь ради нее всё это затеяли, будут там ждать… И Димочка… Замерзнут. Сейчас, сейчас.
Кряхтя и постанывая, Вера Николаевна поднялась, с трудом впихнула в себя вчера купленный в гостиничном буфете жесткий бифштекс на завтрак, оплатила проживание в гостинице еще на три дня, и поехала выполнять следующий намеченный для нее по плану пунктик.
День был сырой, слякотный. Серое небо висело так мрачно и низко, что казалось, это оно, стекая и мешаясь со снегом, творит грязь.
Веру Николаевну подводили к клеткам с облезшими волками, уставшими от суетни людей тиграми, показывали мартышек с печальными глазами, над которыми все почему-то смеялись. Особенно потешались над обезьяной, которая в душевном смятении обхватив руками голову и облокотившись о ящик, стоявший посреди вольера, отрешенно смотрела куда-то поверх людей. Казалось, она только сейчас осознала весь ужас своего положения.
Димочке звери не понравились: он сказал, что «они здесь какие-то жалкие». Ириша фыркала от обезьяньих ужимок, морщилась от вони и дышала через варежку. Татьяна не вынимала носа из ламы. Вера Николаевна, едва подходя к клеткам, первым делом опиралась о заграждение и минуту стояла с закрытыми глазами: так плохо она себя чувствовала. Ноги в войлочных сапогах промокли, и единственно, о чем мечтала Вера Николаевна, это о горячем чае и теплой постели.
К счастью, террариум был закрыт. Птицы особого восторга не вызывали. Посмотрев еще старого слона, зачем-то посаженного в такую тесную клетку, что ему было в ней не повернуться, и колотившего со всей силы хоботом в железную дверь, все поехали в квартиру Славика. Веру Николаевну напичкали импортными таблетками и привезли в желанную постель продуваемого насквозь балтийскими ветрами номера только поздно вечером.