Свободный мир

Кулагина Полина

Эмри, одолеваемая лёгким раздражением от непонятливости подруги, не смогла сразу ответить ей. Она сидела, глядя на носки собственных туфель и пытаясь собраться с мыслями.

— Можешь не переживать, Шэда: я не собираюсь выходить замуж, тем более за сотрудника корпорации. Да и он не очень мне нравится для этого, наверно, хоть он и забавный. Я думаю, ему просто скучно сидеть одному вечером, поэтому он мне и пишет. Он вообще немного, ну, как бы тебе объяснить… не из этой вселенной. Не думаю, что я нравлюсь ему в том смысле, в котором ты предположила.

Эмри в очередной раз поморщилась от неудовольствия затронутой темой. У неё было неловкое чувство того, что подруга пытается пройтись

в грязных сапогах по чему-то слишком тонкому и сокровенному, чтобы быть названным. Эмри понимала, что Шэда желает ей только самого лучшего, но при этом была уверена: Шэда ни за что не сможет смириться с тем фактом, что между мужчиной из корпорации и женщиной из сектора могут быть какие-то другие отношения, кроме принимающей разные формы классовой борьбы.

— Будь осторожнее, пожалуйста, — Шэда вновь села на скамейку и обняла Эмри за плечи, — я очень за тебя волнуюсь. Хорошо, что ты хотя бы сейчас мне это рассказала. Я вот что хочу тебе сказать, дорогая… Тебя ждёт блестящее будущее, не связывайся с ним, ну пожалуйста. Тем более, если он вдруг и правда сын Мелджена. Знаешь какие слухи ходят про моего начальника? Ох, не хотела бы я с ним остаться наедине.

Шэда сделала жуткое лицо и уже готовилась поделиться последними сплетнями, когда в курилку заглянула одна из одноклассниц Эмри.

— Плохие новости, — с глубоким сожалением в голосе сказала она. — Тебе отказали.

— Ничего страшного, спасибо, — спокойно ответила ей Эмри.

XXII

Убедившись, что её дочь выслали из сектора, Эмри совершенно потеряла интерес ко всему, что её окружало. Весь день она просидела в рассеянности, периодически отвлекаясь от разглядывания выжженного пейзажа за границей внешнего города лишь на чтение новостей. Заголовки кричали о встрече Роулса с мировыми лидерами и успехах в принуждении Третьего сектора к отказу от информационного оружия. Всё это могло оказаться правдой, а могло — абсурдом, но Эмри была безразлична к этому. Впервые за многие годы она чувствовала себя совершенно одинокой, запертой, беспомощной и, что ещё хуже, — безвольной.

Эмри думала о предыдущей жизни так, как будто все эти события произошли с кем-то другим. Как будто не она когда-то выбирала цвет камня для облицовки этой комнаты и не она согласилась, несмотря на боль и разочарование в людях, бороться за другое будущее вместе с Эс, который был лучше, намного лучше всех её представлений об идеальном спутнике жизни. Теперь она пребывала в настолько глубокой печали, что, если б её спросили, хочет ли она вообще жить дальше, она бы даже не ответила, до такой степени ей было всё равно.

Она перестала мечтать о том, как переступит вновь порог своего дома и как её встретит младшая дочь, которой её отсутствие должно было, наверно, показаться вечностью. Маленький, заросший зеленью сад на заднем дворе расплывался в памяти, как странное наваждение, как сон, который блекнет и распадается на части в первые же минуты после пробуждения. Это была чья-то чужая жизнь, даже счастье в которой оказалось призрачным, а её настоящая жизнь вдруг снова оказалась здесь, на маленьком клочке земли, в ненавидимой ею MJ, где Эмри как будто снова исполнилось восемнадцать лет. Правда, теперь всё это было похоже скорее на жизнь после смерти: ошибки, сделанные много лет назад, было уже не исправить, можно было только видеть их последствия и предаваться безграничному унынию, чем Эмри и занималась, сидя в одиночестве на старомодной панорамно остеклённой кухне.

Этому занятию она бы и посвятила весь остаток дня, если б не была выведена из своего меланхолически созерцательного состояния звонком Сонцев. Эмри этот звонок удивил, поскольку она особенно не контактировала ни с ней,

ни с кем-либо ещё из комитета с их приезда в сектор. Да и коллеги не слишком надоедали ей рабочими вопросами, понимая, видимо, всю неловкость и двусмысленность её положения.

Она пригласила Сонцев зайти, отправив координаты. Эмри окинула взглядом безукоризненно чистую кухню и прошлась вдоль шкафчиков, на которых не было не только пыли, но и вообще каких-либо следов использования. Спустя практически два десятилетия с момента их покупки они выглядели как новые. Эмри понимала, что ничего удивительного в этом нет, учитывая, что когда-то это была очень дорогая мебель, да и Гений наверняка вообще не пользовался кухней. Но всё же чувство машины времени её не покидало. И уж лучше б эта машина времени перенесла её в какую-нибудь другую эпоху.

Сонцев пришла к ней не одна, а вместе с другим членом комитета, Эженом Моррваном, также входившим в комиссию по информационным нарушениям. Эмри пригласила их войти, и пока Моррван с любопытством осматривал прихожую, Сонцев практически шёпотом, несколько опасливо поглядывая на Эмри, спросила её о самочувствии.

— Я в порядке, спасибо, — ответила она, попытавшись улыбнуться.

— Так что, вот так и выглядит квартира главы Третьего сектора, одного из самых богатых людей в мире? — Моррван недоверчиво покачал головой. — У меня дома всё же поприятнее будет, да и места побольше.

— Ну, Мор, мы же не на экскурсию пришли, — недовольно прервала его Сонцев.

Они прошли дальше, сели за стол, и Эмри предложила им чай.

— А кофе есть? — спросил Моррван, всё так же бесцеремонно озираясь. — Интересно, какой сорт кофе предпочитают диктаторы.

Сонцев недовольно посмотрела на него, видимо жалея, что вообще притащила его с собой. Эмри же, несмотря на подавленное состояние, его поведение даже слегка забавляло: он-то, наверно, ожидал увидеть тут антиквариат или какие-нибудь потрясающие воображение технологии, а оказался в квартирке, в которой вполне мог бы жить совершенно рядовой сотрудник среднего звена. Разумеется, Моррван не верил собственным глазам и отчаянно пытался определить настоящее благосостояние главы сектора по сорту кофе, который он пьёт. Но и тут ему не повезло.

— Не уверена, что есть, — Эмри по очереди открыла все шкафчики и, не обнаружив там совершенно никаких продуктов, кроме заказанных ею накануне для приготовления ужина, развела руками. — Извини.

— Видимо, у MJ дела совсем плохи, — с нескрываемым сарказмом заключил он. — У вас… Ну то есть… в смысле у Меженова есть ведь ещё хотя бы пара домов?

— Если тебе интересно, Мор, — с мрачной усмешкой ответила ему Эмри, мысленно возмутившись его оговорке, — MJ вообще выдаёт жильё только в пользование, так что ты можешь считать, что и эта квартира принадлежит корпорации и ни за кем лично не закреплена. С другой стороны, раз уж Гений — глава корпорации, то ты можешь сделать из этого другой закономерный вывод: что формально всё движимое и недвижимое имущество в границах внешнего города принадлежит ему.

— Мы вообще, кажется, не чай пить и дом обсуждать пришли, — Сонцев ещё более недовольно посмотрела на своего спутника, который, как ей казалось, вёл себя нетактично. — У нас на самом деле к тебе очень важный вопрос. И честно говоря, Эмри, если б была хоть какая-то возможность решить этот вопрос без тебя, мы бы обязательно ею воспользовались, потому что я даже не представляю, что ты должна сейчас чувствовать. Я думаю, тебе понадобится долгий отпуск после того, как мы все вернёмся домой.

— Это правда, — согласилась с ней Эмри, — я думаю сейчас о том, чтобы совсем уйти из комитета. Не знаю, как после всего, что произошло здесь, я смогу спокойно работать…