Свободный Охотник
Шрифт:
— Ты не получишь свою женщину, Неуловимый! — рыдает от счастья обезумевший мститель. — Ты никогда ее больше не увидишь!
Бедняга не может смириться с тем, что ему в этой жизни плохо.
— Я ненадолго прерву наш разговор, Многорукий, — бросает Свободный Охотник в канал связи. — Нужно доделать одно мелкое дело. Надеюсь, ты не обидишься.
Бить из рассеивателя в защищенную капсулу — бессмысленно, есть другой способ нанести ответный удар. Робот-истребитель, повинуясь команде, выстреливает из пусковой камеры. Внимание врага переключается на этот новый объект. Призмы штурмовой капсулы, стремительно изменив конфигурацию, ловят в фокус несущийся к цели снаряд. И вспыхивает маленькая звезда. Отличная реакция у личного лоцмана Повара Гноя! Только не учел он, забыл он, что в роботе-истребителе
Все кончено.
Оптическая программа, предохранявшая объект от плоскостного распада, теряет связь с реальным миром. Ввод-вывод оборван, исходные параметры выметены вон. Оптические циклы необратимо замыкаются сами на себя…
Оставшись без оболочки, грозный аппарат торжественно рассыпается — слой за слоем, сечение за сечением, — неодолимая сила раскидывает эти тающие тени по всему гостиничному залу, размазывает по стенам жалкие проекции. Однако бой еще продолжается! Соперник успевает катапультироваться, проявив незаурядную волю к жизни. Удивительная все-таки у него реакция. Выпрыгнул из гибнущей капсулы прямо в капитанском коконе (ведь кокон снабжен собственной оболочкой), и теперь кувыркается по залу, надеясь неизвестно на что. Мужественный парень, таких всегда жалко.
— Разомкнутых циклов тебе, бластомер, — прощается с врагом победитель.
Сердце его полно сочувствия, но иного пути нет. Свободный Охотник фокусирует рассеиватель и дает легкий толчок. Много энергии не надо — кокон лопается, и все кончено, наконец все кончено. Тени исчезнувшего врага будут разлагаться по спектру долго и красочно…
— Поздравляю, — напоминает о своем существовании председатель воров. — Ты его растворил. А все потому, что малыш перестал меня слушаться.
Знаменитая улыбка, как ни странно, осталась прежней, не тронута горем или гневом. Ничего человеческого нет в этой улыбке.
Улыбка победителя прячется под боевой маской.
— Ты, оказывается, умеешь быть безжалостным, великий гип Узора, когда кто-то посягает на твою монополию, — говорит Повар Гной. — Я тебя понимаю. Единственным лоцманом в Галактике должен быть ты. Мой Союз возьмется защищать монополию гипархата Узора, как я и указал в схеме нашего будущего взаимодействия, а сам я с радостью заменю моего неразумного сына, погибшего по собственной глупости, новым сыном.
— Я просто защищался, — гадливо возражает Свободный Охотник. — И вообще, решение еще не принято, побереги свою радость.
— Что мешает принять решение? Проблема Полной Карты? Тогда поскорее ознакомься с моими предложениями, чтобы мы могли их обсудить. Или умница Неуловимый до сих пор не видит преимуществ Клона?
— В Клонах нет культа записей, это единственное преимущество, как будто специально для меня придуманное. А что, есть и другие?
— Мы начали говорить о монополии, Неуловимый. Понимаешь ли ты, почему нас интересует не столько твоя Полная Карта, сколько сам ты? И понимаешь ли ты, в чем могущество Центра? Ответ на оба вопроса один — у нас есть собственная монополия, на чужую мы не претендуем. Наша технология и наши Союзы — это монополия совершенно нового типа, каких не знало ваше Управление. Именно Клон дал Центру могущество, и именно Центр — будущее Галактики, хоть наша технология и зародилась в незапамятные времена на планете Точка. Человечество вернется к Началу, Неуловимый. Поразмысли над этим.
Свободный Охотник, не скрываясь, смеется.
— Да уж конечно, куда человечеству деваться,
Улыбка вдруг сжимается, усыхает до размеров кулака. Собеседник, похоже, теряет контроль над своим изображением.
— Мне впервые не нравится то, что ты сказал, Неуловимый. Принять неизбежное вам, людям, мешают глупость и страх, возведенные на уровень традиций, и ты в этом смысле не отличаешься от прочих.
Герой продолжает быть веселым — просто потому, что ситуация не оставляет места для иной модели поведения. И еще потому, что выбор сделан. Решение принято.
— Насчет моей глупости — все точно, Повар. Я ведь поначалу думал, что ты шутил, когда регулярно развлекал меня непристойными намеками. Хотя, твой тип юмора подразумевает полное отсутствие юмора, как такового. Поздновато я об этом догадался.
— Ты правильно догадался. Мне вовсе не был нужен лоцман для поиска старых свалок. И теперь не нужен. Вот ты нашел для нас эту гостиницу, которую, кстати, мы давно и безуспешно разыскивали — и на том остановимся. Мне прежде всего нужны такие воины, как Неуловимый. Я мечтаю увидеть Клон Неуловимых, а в перспективе — Союз Неуловимых, который заменит гипархат Узора, и в котором ты станешь Дедом. Только тогда звероиды будут сметены, размазаны по стенам Тоннелей.
А вот это уже серьезно. Так серьезно, что Свободный Охотник едва не хохочет.
— Значит, твоя настоящая цель — спасение Галактики?! Твоя тоже?! — он с трудом удерживает острые фразы, готовые вонзиться в незащищенный канал связи. — Тебе ли, партнеру тварей, рассуждать об этом? Лучше поговорим о том, что вместо армии «неуловимых воинов» ты рискуешь получить толпу недоумков. Псевдолюдей, способных поверить чему угодно. Воины, которые не дорожат своей личностью, которым и личность-то не нужна, разве это воины? По-моему, в качестве Папы тебе сгодится любой властолюбивый юноша, лишенный предрассудков.
Безликий оскал приближается вплотную к его боевой маске. Хорошо ощущается дыхание, облагороженное дорогими освежителями.
— Возможно, в перечисленных тобой недостатках клонирования и спрятан секрет могущества Центра? Поразмысли над этим, малыш.
Размышлять над чем-либо не хочется, да и не нужно. Хохот побеждает. Как во сне, как в кошмаре, рожденном психоформатированием мозга. Сон кончился, а хохот остался. Воистину, мир сошел с ума! Два главных негодяя, вождь Гладкий и Повар Гной, оказывается, озабочены судьбами Галактики. Или стремятся произвести такое впечатление. Каждый, разумеется, по-своему, шумно тряся словесными побрякушками и предлагая неотразимые аргументы в виде готовых к бою армий. Искренни ли они? А как еще объяснить то упорство, с которым они — оба! — сохраняли Неуловимому жизнь, как объяснить ту готовность к унижениям, с которой они пытаются теперь вести с Неуловимым переговоры? И знают ли эти властолюбцы, что их юного врага терзают мечты ничуть не меньшего размаха?.. Между тем, выверенная приветливость возвращается к Дедушке Трех Клонов, желающему расшириться до Четвертого. Он продолжает атаку на мозг строптивого беглеца, подыскивая все новые и новые подходы. Неужели умница Неуловимый будет оспаривать очевидную истину, что тварей при нынешнем раскладе сил нельзя одолеть! Численность людей и звероидов несопоставима. Клонирование — вот единственный способ резко увеличить количество бойцов. Единственный способ! Конечно, «дети Клона» — они и есть дети, всю их короткую жизнь. «…И все-таки мы не понимаем вашего отвращения к тому, что так естественно, — вещает собеседник, убежденный в своей вселенской правоте. — Где ваш хваленый разум?..»
— Дай мне время, — требует свободный Охотник, обрывая чужой монолог.
— Зачем?
— Поразмыслить, как ты и просил.
— Времени у нас не так уж много, — укоризненно напоминает Повар Гной.
— Не позже, чем через две микро-Единицы мы продолжим обсуждение ситуации в части моих гарантий. Хотя, возможно, новый утомительный сеанс связи и не понадобится. Решение почти принято. Мой «Универсал-Плюс» почти готов к тому, чтобы спокойно вернуться в Тоннель, к твоим бластомерам.
Вор сдержанно радуется: