Свободный Охотник
Шрифт:
Противник тут же сбрасывает халат, под которым обнаруживается защитный костюм «вторая кожа». Черная пленка обтягивает тело, защищая воина от механических, волновых, химических и прочих воздействий. В комплекте не хватает только шлема. Зловещая улыбка пропадает с отвердевшего лица — человек начинает неторопливо разминать кисти рук… Свободный Охотник, повторяя действия врага, также освобождается от халата. Видно, что его защитный костюм (белого тона) не менее надежен и универсален. И лицо юного воина не менее серьезно, сосредоточено.
Эти странные приготовления, однако, не мешают разговору.
— Ошибся
«Эти червяки посмели назвать себя зрачками Желтого Глаза! — встревает Их Резвость, шестой из династии Бархатных. — Великий, казнить обычным способом за такое нельзя! Я предлагаю другой способ: биокристаллические личинки, запущенные в желудок».
Гладкий не оборачивается, цепким взглядом контролируя каждое движение юноши.
— Друг Бархатный, мы обсудим способ казни наедине. А теперь позволь мне допросить пленных, — голос его полон терпения. — Мы заговорили о твоих ошибках, Неуловимый. Например, учел ли ты, что я уже связался с ближайшей крепостью в Сорок Седьмом гипархате, и в настоящий момент десятки боевых единиц мчатся нам на помощь?
Свободный Охотник недолго размышляет.
— Вранье. Отсюда не может быть выхода на Всеобщую, если уж вы так засекретили это местечко, — он скупо смеется. — Придется кому-нибудь из вас самому лететь за помощью, против чего я, кстати, не возражаю.
— Слышишь, Бархатный? Нам разрешают улететь.
— Да, я никого не задерживаю. Вынужден напомнить, что наш разговор закончен. Эй, Ласковый! По кораблям.
Откликается король Бархатный:
— Я предлагаю снимать с них во время казни психо-матрицы. Это позволит пересадить сознание какому-нибудь бластомеру, и снова казнить, снимая психо-матрицы, а потом — снова казнить… — Их Резвость все еще гневается, но люди не обращают на него внимания.
— Тогда я тоже стартую, — недобро соглашается Гладкий. — Хорошую мысль ты мне подарил, мальчик. Жаль, что в пузыре тесновато, и мы с тобой обязательно столкнемся. Мой Дом, конечно, пострадает, но это не страшно, его починят. Что же ты остановился, герой?
— Вы предлагаете нам воздушный бой? — спокойно спрашивает Свободный Охотник. — Мы принимаем вызов.
Он хочет возобновить движение. А соперник уже шагнул ему навстречу:
— Неужели ты станешь состязаться со мной на этом дряхлом Веретене?
— Почему бы нет? Шансов победить у меня достаточно.
Унижение слишком велико. Вождь Гладкий первым теряет самообладание, не дав встрече достойно завершиться.
— О, Космос! Долго мне еще возиться с этим маленьким любителем совершать подвиги?!
Он словно вибрирует, весь целиком. Какой огонь вскипятил его разум — ненависть, страх? Или что-то иное, тщательно скрываемое? Сила, стянутая черным защитным костюмом, рвется на волю…
Свободный Охотник, беззвучно усмехнувшись, шагает к Веретену. Нет, не шагает. Злая сила, освободившись из плена высокородного воспитания, подло сбивает его с ног. Пузырь проворачивается, хрупкое человеческое тело соприкасается с поверхностью моста.
«Не трогай хозяина!» — взрывается декодер.
Ласковый прыгает на врага, но прыжки Бархатного столь же стремительны, и две летящие в цель
— Эй, ты жив? — издевательски зовет голос Гладкого. Откуда-то сверху. Гип Узора приподымается на локтях и обнаруживает возле своего лица широко расставленные ноги.
Он рывком встает.
Тело, не привыкшее к таким падениям, мелко подрагивает. Впрочем, каких-либо повреждений нет — защитный костюм принял удар на себя. Лишь позор наполняет лихорадочным жаром голову, грудь, руки. Позор и ярость.
— Кулачные забавы — удел слуг, — надменно удивляется гип Узора. — Или ты окончательно забыл, что когда-то родился Истинным?
Человек в черном смотрит ему в глаза.
— Я помню все, мой юный враг. Хотя, ты вряд ли поймешь, что я вкладываю в эти слова. А насчет слуг… — он презрительно кивает вбок и замолкает, отвлекшись на мгновение.
Мимо прокатывается клубок сцепившихся звериных тел. Шерсть летит клочьями, окровавленные животы сотрясаются неистовым дыханием. Когтистые пальцы скребут по маскам, пытаясь сбросить преграду и окунуть соперника в пьяную атмосферу пузыря. Драка здесь идет всерьез! Неясно только, кто кого одолевает, ибо отличить Ласкового от Бархатного невозможно. Декодер ловит пригодное для перевода шипение: «…Ты не зрачок Желтого Глаза… ты соринка… капля грязи… слепое пятно…»
— Разговор не окончен, герой, — продолжает вождь Гладкий. — Ты не дослушал меня, когда прятался в гипархате Энергии, но теперь ты не сможешь отключиться от канала связи.
Свободный Охотник бьет без замаха. Он бьет в ненавистное волосатое лицо, потому что оно — единственное незащищенное место врага. Но кулак не достигает цели. Враг ловит взметнувшуюся руку толстыми мускулистыми пальцами. Время замирает на выдохе. Вождь Гладкий мгновение-другое держит противника в нелепой позе, давая ему возможность прочувствовать свое положение, потом дергает руку вниз.
И вновь гип Узора постыдно уложен на мост.
— Ты не знаешь, что такое настоящая сила тяжести, детеныш, — насмехается голос сверху. — Ты не знаешь, что такое настоящая тренировка в условиях настоящей планеты. Ты ни разу не пробовал настоящего воздуха. Ты вообще ничего не знаешь о том, с чем взялся воевать. Людишки вроде тебя просто не могут вообразить размеров и мощи естественного мира. Лично я, к примеру, с огромным трудом заставил себя покинуть Мерцающие Усы и нырнуть в эти жуткие норы, именуемые Галактикой. Но я упорядочу вас по своему. Я стихия, которая вернет Галактике естественность…
Никогда раньше Свободный Охотник не испытывал такого унижения. Кто он — против этого волосатого зверя? Детеныш… Впрочем, он уже поднялся, уже готов достойно ответить:
— Я и так могу воспроизвести все те оправдания, за которыми ты пытаешься спрятаться. Пропусти к кораблю. Сразимся, как мужчины.
— Подожди, герой. Насчет угадывания моих оправданий — это любопытно.
— Ты боишься освободить дорогу, трус?
— А ты боишься, что система жизнеобеспечения заменит весь здешний воздух, и дохлятина оживет? — Негодяй размашисто указывает на лежащих повсюду звероидов. — Правильно боишься. Ударь по мне из анни, влепи от души, соверши последний в жизни подвиг.