Свободный Волк
Шрифт:
– Кого?! – воскликнули одновременно Мосик и Гвендалин.
Пришлось рассказать и это. Стайса вдруг остро захватила тоска по пропавшему неизвестно куда Вендриксу Юссу.
Гвендалин смотрела на Стайса, и в глазах ее он не мог прочесть, что она думает о нем. Только непонятная ему печаль, которая не исчезала из ее прекрасных глаз даже тогда, когда она смеялась. Девушка была для него загадкой, и он невольно отстранялся от мысли когда-либо понять ее.
Она повернулась к Мосику и своим внезапным вопросом разрушила то состояние задумчивости, которое было столь неподходящим этому простодушному хитрецу:
– Где, ты говоришь, можно сделать нам фальшивые документы?
– Я не говорил! – встрепенулся Мосик. И его мысли тут же побежали по привычному пути.
И плут немедленно принялся с поддержки Гвендалин излагать свой план. Выходило, что оба они совсем не против насладиться опасным путешествием в обществе всеми преследуемого Торговца. Их путь был в Манимаху.
– А здорово ты, Гвен, придумала дырочку в стене! – развеселился Мосик.
– Я?! – девушка расхохоталась. – Мосик, ты дуралей! Ты думаешь, что я ночами долбила камень? Это дядин трюк! Он подслушивал из моей комнаты, о чем болтают клиенты в его отсутствие. Он только думал, что я не знаю этого. А я сама за ним шпионила.
Они оба так засмеялись, глядя друг на друга, что Стайс невольно и сам проникся их настроением. Вот только что они сидели оба с таким испуганным видом, словно призрак расправы отравил им всю радость жизни, и тут же оба веселятся над такой чепухой, как дырка для подслушивания в доме дяди! Как быстро у них меняются и планы на жизнь, и настроение! Можно подумать, что на этой планете так мало дорожат своей судьбой! Наверно, в самом деле, так: искусственное подавление общества поставило его на грань вымирания. И люди стали так беспечны не только в отношении настоящего, но и в отношении своих основополагающих принципов. Гвендалин, выросшая в доме приличных родителей, легко готова стать разбойницей. А Мосик, с детства привычный к мошенничеству, одинаково готов ограбить свою родную дочь и спасти погибающую воровку. Странный это мир, странные люди. Такое впечатление, словно все то, что видно Стайсу, есть только пелена, только налет. Сдерни эту завесу, и под ней откроется такая бездна, такой мрак! И он не знал, хотел бы он разобраться в этом, или нет. Он сам превратился для себя в загадку. Жизнь стала для него, как зыбкое болото. Он просыпался и не знал, что будет с ними через час, через минуту. Он засыпал и не был уверен, что проснется. И, тем не менее, такое существование имело для него таинственную притягательность. Он словно погружался в сон, в котором он не был хозяином себе. Это тревожило, пугало и привлекало. Он был слепцом, который шел по краю бездны, манимый голосом. Это было как раз то, чего Волк Чевинк всегда боялся, и что всегда привораживало его. Разгадать загадку, обнаружить все скрытые ниточки, открыть свету потайные связи и выйти невредимым из хитросплетения чужой воли. Остаться неподвластным и независимым.
ГЛАВА 11
Путь в Манимаху был неблизок. Уже две недели они пробыли в пути, хотя и ехали так быстро, как могли, чтобы не загнать коней. По дороге три скитальца миновали город, в котором не намеревались задерживаться. Останавливаться в городах, кишащих как шпионами Аффары, так и шпионами Дианора, было опасно. В провинциальных местечках, в деревнях , в придорожных трактирах, на чужих сеновалах было гораздо безопаснее. Погода стояла теплой, и последнюю ночь путники переждали в лесу у небольшого костерка. Последним пунктом перед прибытием на место был город Муртазан. Они уже собирались пересечь границу очередного марионеточного государства, чтобы потом направить свой путь на север, в Терту.
Этот город был таким же, как и все те, что во множестве уже тут видел Стайс. Такой же грязный, такой же скособоченный. По окраинам ютились в тесноте одноэтажные домишки, поближе к центру дома сгрудились, словно выстроились в тесную очередь. Улицы кривые и узкие. Отсутствовала зелень.
Даже солнце, казалось, не желало светить над городком так весело, как делало это за его пределами.
Трое путешественников ехали по улице гуськом, чтобы не занимать всю улицу. Они обгоняли одного за другим людей, спешащих все, как один в одном направлении.
– Что это они все забегали? – удивился Стайс.
– Наверно, опять на площади какое-нибудь представление. – безмятежно ответил Мосик. – Приехал цирк. Или, что еще занятнее, дают представление на эшафоте. Чем еще заняться в таких убогих городках?
Они пришпорили коней и стали обгонять толпу. Необходимо свернуть в сторону подальше от площади. На месте сборищ рыщут во множестве шпионы. И было бы очень неосмотрительно попасться им на глаза. Наверняка, трудами дяди описание внешности трех путников стало хорошо известно всем шпионам. По уверениям Мосика, сыскное дело тут налажено со вкусом.
Но прохода все не было. И трое путешественников оказались вовлеченными в густеющую толпу, бегущую на площадь. Неистово тащило какой-то гнусной вонью.
Мосик выругался и спешился, чтобы не возвышаться над толпой. Стайс тоже спешился. На лошади осталась только Гвендалин, она прикрылась плащом и шляпой, чтобы не быть особенно заметной.
Из разговоров, доносящихся отовсюду, они узнали, что собираются вешать шайку фальшивомонетчиков. Мосик, как услышал, так забеспокоился – это ему очень не понравилось. Видать, у него было предостаточно друзей среди подобной братии. Он даже постарался надвинуть пониже на нос шляпу и старательно сутулился, чтобы скрыть свой рост. При такой толпе, которая с выкриками, смехом и разговорами возбужденно перемещалась по площади, пытаться убраться прочь, значит, обратить на себя внимание. Люди разгорячались выпивкой, кое-где даже возникали драки. Всем не терпелось увидеть представление.
Эшафот был готов к приему посетителей, на нем прохаживался вдоль ряда виселиц здоровенный малый в колпаке, разряженный, как елка. Ему кричали из толпы, залезавшей почти на дощатую платформу эшафота, что-то развеселое. Он так же весело отругивался и отпускал шуточки. Где-то заиграла музыка, забухали барабаны, загремели бубны. Толпа принялась приплясывать.
– В этих странах так ненавидят фальшивомонетчиков? – в самое ухо спросил у Мосика Стайс.
– Нет, конечно! – ответил тот. – Просто людям скучно. Вся их жизнь проходит в условиях такой стесненности и страха, что они буквально звереют, когда видят, как кому-то достается, а им – нет. Да здесь половина народу хоть в чем-то да провинилась перед законом. Тем более приятно, что попался кто-то другой, а не они.
Раздался многоголосый вопль, и Стайс всмотрелся через головы плюгавых горожан, что там такое вызвало у них такой восторг. Оказалось, что шли в два ряда стражники. Это были бравые ребята, выряженные с щегольством. Их одежды были настолько же театрально яркими, насколько серой и невзрачной была одежда людей в толпе.
Вокруг кишели испитые рожи, доносилась ругань, стоял тяжелый запах вспотевших тел. Стайс ощутил дурноту и оглянулся на Гвендалин. Она сидела на лошади прямо, глядя темными глазами далеко вперед. Воротник плаща скрывал ее лицо до половины. Она была спокойна. Толпа прижимала их к стенам домов.
«Очевидно, нам придется быть зрителями на этом празднике» – подумал Стайс.
Мосик постепенно приходил в возбуждение, поддаваясь настроению толпы. Он терял осторожность, начал посверкивать глазами, вертеться и заглядываться на горожанок.
Женщины кокетничали, строили глазки, приставали к незнакомым. Многие были выпивши. Всеобщее возбуждение достигло апогея.
И тут забили барабаны. Толпа истошно завопила. Представление начиналось.
Среди двух рядов стражников промаршировали колонной солдаты, одетые опять же, словно бабочки. Ярко-желтые костюмы, украшенные помпезными бантами. Такие же банты на высоких пиках. Солдаты начали теснить толпу, освобождая место перед эшафотом. Раздались крики. Солдаты вели себя бесцеремонно, действовали кулаками и даже пиками. Кому-то досталось очень больно. Кричали женщины. Кого-то повели прочь, протискиваясь через толпу. Судя по воплям, у кого-то начались роды. Все это привело толпу в неистовство. Раздавались шуточки, люди подпрыгивали, стараясь разглядеть, кого так прихватило.