Свободу медведям
Шрифт:
И я еще раз окинул взглядом неизменную сельскую местность вокруг себя — здесь все имеет название и подчинено порядку.
Пастбище впереди — с тремя белыми и одной коричневой изгородью, с девятью овечками, одним бараном и одной сторожевой собакой. Пастбище позади — с каменной стеной, живой изгородью из колючего кустарника, проволочным ограждением и лесом на заднем плане; с одной лошадью, и шестью пятнистыми коровами, и старым быком у леса. Но, само собой, не с сернобыком.
Через дорогу простирался лес, сквозь который дул ветер, возмущавший сосновые иглы.
Неожиданно пес залаял на лес. «Видимо, кто-то идет», — подумал я и сел на мотоцикл,
Но пес не унимался. Кто-то шел хорошо знакомой тропинкой через опрятный лес; возможно, это тот, кто ходит здесь в это время с давних времен, — и с давних времен этот пес всегда лает и лает. Так сказать, рутинная служба, заканчивающаяся вилянием хвоста. Именно так этот пес и поступит в следующий момент, подумал я, — в тот момент, когда фермерская жена или дочь выйдет из леса на дорогу. Но она не должна видеть меня здесь, подозрительно неподвижного.
Но когда я попытался нажать на стартер, мои ноги отказали мне, каблук ботинка не смог ударить по рычагу. И я забыл подкачать бензин. Я наклонился и понюхал карбюратор, наполняя свой разум дурманящим запахом горючего, заливая им всю мою черепную коробку. Я изо всех постарался удержать мотоцикл, но меня зашатало.
Так что, кто бы это ни был, подумал я, он меня тут точно увидит; на фоне этого ландшафта я буду казаться инородным существом. Кто-нибудь напустит на меня пса. А может, этот пес на самом деле лает на меня, только, возможно, он взял дурацкую привычку — подхватил у этих безмозглых овец — смотреть совсем в другом направлении, не на того, на кого он лает?
Но теперь пес словно взбесился. И я подумал: «На кого бы он там ни лаял, почему до этого он не лаял на меня? Если он такой нервный, что тревожится по каждому пустяку».
Пес бесновался: он обежал стадо, сбивая овец в тесную кучу. Он сошел с ума, подумал я, а ведь я знаком с симптомами. Волкодав собирается съесть собственных овец!
Это был самый неразумный пес, каких я когда-либо видел.
Я продолжал наблюдать за ним, дергая мотоцикл, когда пара Редких Очковых Медведей выскочила из леса и, тяжело дыша, бросилась через дорогу, не более чем в двадцати ярдах впереди меня. Пес припал к земле, вытянув лапы и плотно прижав уши к голове.
Но Редкие Очковые Медведи не искали ни овец, ни пса, не нужна им была и корова на соседнем поле и даже бык у леса. Они упорно бежали рядом; они спустились в мою придорожную канаву и перепрыгнули через изгородь на овечье поле с собакой. Пес завыл рядом со сбившимся в кучу стадом, а медведи продолжали бежать вперед — на разумной скорости, я бы даже сказал, не особо спеша. Они направлялись к лесу в дальнем конце поля — оттуда они наверняка побегут дальше. Неутомимые, поразительные, очень Редкие Очковые Медведи, направляющиеся обратно в Анды, в свой родной Эквадор. Или на худой конец — в Альпы!
Но, достигнув края поля, они остановились и повернули ко мне свои головы. Я хотел помахать им, но не осмелился. Я хотел, чтобы они продолжали бежать. Если бы они помахали мне в ответ или крикнули: «Привет!» или «Да пошел ты!» — я бы не смог поверить, что они в самом деле были здесь. Но они лишь передохнули и побежали дальше, плечом к плечу — в леса.
Я был так рад, что они уцелели и что их не постигла участь других, очень многих.
И я неожиданно решил не задерживаться здесь больше ни на минуту. Что, если за ними, подумал я, появится Знаменитый Азиатский Медведь? Или хотя
Так что на этот раз я сумел надавить на стартер. Мотоцикл подо мной издал усталый, измученный стон. Я все еще дрожал. Но я все равно не мог оставаться здесь, дожидаясь, пока Редкие Очковые Медведи пробегут мимо меня, на этот раз сопровождаемые теми, кто временно уцелел. Вратно Явотником на «Гран-при 39», за которым сидел бы Готтлиб Ват. И другие отобранные млекопитающие.
Я беспокойно смотрел через поле в сторону леса и был рад, когда увидел, что Редкие Очковые Медведи исчезли из вида, оставив после себя пастбища немного другими, по крайней мере на какое-то время. Коровы были взволнованы; овцы по-прежнему повиновались тяжело дышащему псу. И все же что-то неуловимо изменилось, хотя я ни в коей мере не хочу сказать, что запахло розами. Только так я могу представить, как однажды вернусь тем же путем в среду. И встречу кого-нибудь из местных, кто скажет мне:
— В Клостернейбурге водятся медведи.
— Правда?
— О да! Медведи.
— Но они не причиняют вреда?
— Только не эти медведи. Это очень странные медведи.
— Редкие Очковые Медведи?
— Ну, это мне не известно.
— Но они размножаются?
— И об этом мне тоже ничего не известно. Но они очень ласковы друг с другом, знаете ли.
— О да. Я знаю.
И это уже кое-что. Этого достаточно, чтобы заставить мотоцикл подо мной завестись. Я прислушивался к урчанию мотора, оно все еще не стало ровным. Но я обхватил своего старого зверя ногами с обеих сторон, и он заработал спокойней; теперь он был готов. Затем я собрал в голове все его части — всегда чувствуешь себя гораздо уверенней, когда знаешь, как какую вещь называть. Я назвал правую руку «ключ» и повернул его. Я назвал мою левую руку «сцепление» и выжал его. Даже моя правая нога отвечала за рычаг переключения скоростей и отыскала первую — это моя не особо послушная нога.
Самое главное — все заработало. О, я уверен, какое-то время мне следует быть осторожным и приглядывать за взаимодействием всех частей. Но, по крайней мере на данный момент, все функционировало. И мои глаза тоже — я больше не видел медведей, зато я видел траву, которую они примяли, пересекая поле. К завтрашнему дню трава распрямится снова, и, может, только бдительный пес будет помнить о них вместе со мной. Но он наверняка забудет об этом прежде меня.
А что касается трагических событий в Хитзингерском зоопарке — даже разума старины О. Шратта, оставленного повторять имя за именем и рев за ревом, — я признаю себя ответственным за все случившееся. Я уверен, что расскажу обо всем Ватцеку-Траммеру. Историку, которому нет равных, хранителю всех деталей. Из него, я уверен, выйдет прекрасный исповедник.
Поэтому я доверил сцепление моей левой руке, управляя рычагом переключения скоростей и передним тормозом моей правой рукой. Я нажал на передачу скоростей и, удерживая мотоцикл в устойчивом положении, выехал с гравия на дорогу. Я выпрямился, преодолевая ожесточенный порыв ветра и устремляясь вперед. Но я не паниковал, — я привык изгибаться, я держался середины дороги и мчался все быстрей и быстрей. Я на полном серьезе соревновался с ветром. Порывистому ветру не смести меня прочь с земного шара; по крайней мере, на данный момент — это наверняка.