Свод

Войтешик Алексей Викентьевич

Няўжо яшчэ не зразумеў, які сябрук у майго сына на службе стаіць. — Пан кивнул в сторону старательно вслушивающегося в разговор Свода. — Сястру тваю я пакіну ў сябе. Хай папрацуе ў Мельніку. Што ёй з табой па свеце боўтацца? Хіба ж гэта справа для дзяўчыны? А як не захоча заставацца, хай ідзе куды вочы глядзяць[xx].

Базыль поднял взгляд от земли и посмотрел в сторону сестры. С одной стороны пан прав. Вот-вот зима. Куда Михалине с ним идти? Краденую репу есть, в стогах спать…? Но с другой, неженатый, старый пан, да и молодой с этим немцем не лучшая компания для её, …молодой,

красивой. Польская знать на Литве не особенно церемонится с бедными девушками. Получается, если Война его отпустит, то сестре…? А что, если она не нужна Войне? Что, в самом деле, мало ему или его сыну панночек вокруг?

Тяжёлые мысли Хмызы как ком снега, летящий с горы, нарастали в его гудящей голове. Но тут, поклонившись пану, заговорила девушка:

— Я пайду з вами, пан, каб толькі Базылю нічога не было[xxi]…

[i] — Чтоб увидели, то, наверное, уже бы с предками общались (бел.).

[ii] Чапыжник— частый кустарник.

[iii] Имеется ввиду русский царь Василий ІІІ.

[iv] Зипун — кафтан из толстого грубого сукна, обычно без ворота.

[v] Оголец — мальчишка, молодой парень.

[vi] — Напрасно, наверное, пан Криштоф так пышно (вызывающе)… (бел.).

[vii] — Ума пана Криштофа…, я и умирая… не трону, а что до этого англичанина(бел.).

[viii] Жупан — полукафтан у украинцев и поляков

[ix] — Что? — (англ.)

[x] Псарь — надсмотрщик за охотничьими собаками.

[xi] Чембур— длинный повод в уздечке или недоуздке для привязывания лошадей в стойле или коновязи.

[xii] — Ищи (бел.).

[xiii] — Отвечай, дитя моё пану, не таясь чья ты, кто это и что вы тут делаете. Не ответишь, тут же спущу собаку (бел.).

[xiv] — Ради бога, говори все, как есть. Может пан хоть к тебе будет снисходителен. Твоей же вины ни в чём нет (бел. пол.).

[xv] Штуцер — старинное нарезное ружьё.

[xvi] — Помилуй мою сестру, пан Криштоф. Только об этом прошу милости, потому что знаю ко мне пощады не будет (бел.).

[xvii] — Нет, браток, вот сейчас мы и узнаем, кто из вас настоящий Базыль, он или ты. Надеюсь, ты меня поймёшь, ты человек не глупый. Людям обязательно нужно знать, что пан убил Хмызу и нашёл пропавшего Юрасика. Ведь это же ваши хитрости, не правда ли? (бел.).

[xviii] Похоронить (бел.).

[xix] — Значит вот что, если так, то лучше считать, что тот мертвец в луже и есть Базыль Хмыза. А если нет, то мне придётся убить того, кто называет себя Базылём (бел.).

[xx] — Тебе, панночка, лучше помолчать, пока

мужчины ведут разговор. И до тебя ещё дело дойдет. Всё же есть у меня желание сунуть тебя, Хмыза, в колодки, но сегодня хороший день для пощады. Я отпущу тебя, Базыль, но ты мне должен пообещать, что больше не ступишь на мои земли, и сколько будешь жить, помни, кто тебе дал вторую жизнь. Знаешь, я дал жизнь, я её отниму в случае чего. Сам видишь, какой дружок у моего сына на службе стоит. Сестру твою я оставлю у себя. Пусть поработает в Мельнике. Что ей с тобой по свету болтаться? Разве ж это дело для девушки? А как не захочет оставаться, пусть идёт, куда глаза глядят (бел.).

[xxi] — Я пойду с паном, чтобы только Базылю ничего не было.

ЧАСТЬ 2 ГЛАВА 4

ГЛАВА 4

Первый снег в этом году выпал очень рано. Прошло чуть больше недели после тех самых памятных событий, связанных с вошедшим в историю старой Литвы драгичинским Юрасиком и природа, подводя черту под прошедшим, утром двадцать шестого октября 1517 года, словно чистый лист книги учёта церковного имущества выслала все поля и дороги тонким слоем мягкого снега.

Вокруг всё было белым-бело. Только во дворе мельницкого замка, где ещё с рассвета готовили отъезд пана Криштофа, эту непорочную красоту испортили следы десятка ног, превратив тонкое покрывало первого снега в чёрную, вязкую грязь. Но это во дворе, за воротами же, притихшие от сильного ночного снегопада поля просто радовали глаз чистотой своего нового убранства.

Экипаж пана Криштофа, Писаря Великого Княжества Литовского и королевского подскарбия, издали напоминающий древесную улитку, медленно уползал к дальнему лесу. Вместе с этим на уставшие от ветров и дождей окрестности опускалась тихая грусть.

Якуб зябко повёл плечами. Сырой и холодный ветер, долго присматривающийся к молодому Войне, стоявшему у въездной арки ворот в компании своего заграничного друга, решил напомнить о себе и потянул с поля неприятным холодом.

Глядя на англичанина, никак нельзя было сказать, что лёгкий мороз доставлял ему какие-то неудобства. Мысли Ричмонда сейчас были далеко.

Якуб тяжело вздохнул, повернулся спиной к исчезающему вдали экипажу и спросил:

— О чём вы задумались, Свод?

— Так, — коротко отмахнулся Ричи, — думаю о том, что мне будет не хватать вашего отца. Нет, правда. Уж простите, Якуб, возможно, это вас обидит, но милорд самый достойный человек из всех, кого я встречал в последнее время.

— Отчего это должно меня обидеть? — ответил Война. — Он ведь мой отец.

— Обидеть вас может другое. Я хотел сказать, что вам, да что там вам, — англичанин простецки махнул рукой, — всем нам далеко до его мудрости и, если хотите, внутренней силы. Милорд велик. Что ему эти мелкие заботы о вашем имении? Такие люди в силах двигать делами целых народов, ведь они мыслят как короли. Хотя, справедливости ради нужно сказать, что, к сожалению, и короли далеко не все в силах вершить дела своих земель и народов.