Сводки с семейного фронта
Шрифт:
– Ну так уезжай! – я обрадовалась хоть какому-то шансу избежать тюремного заключения.
– А куда? – муж растерянно посмотрел на меня. – Как я оставлю тебя одну, неизвестно на сколько? Вдруг ты мне изменишь?
Я фыркнула:
– Вот уж, глупости! Нашел, о чем беспокоиться! Если ты гуляешь направо и налево, то не надо думать, что все такие. А поедешь ты к своему деду, в деревню. Даже если тебя вычислят, все равно, вряд ли менты попрутся до этой деревни, до нее пешком придется идти пятнадцать километров, на машине зимой там не проедешь, сам знаешь.
Муж обещал подумать над моим предложением.
Но раздумывал он непростительно долго. Третьего декабря его арестовали. Около десяти утра в дверь
В этот же день приехала сестра мужа, Люся, пригласила нас в гости к их младшему брату на день рождения. Заливаясь слезами, я рассказала ей об утреннем аресте, объяснила, что мне сейчас не праздников. Она немного меня успокоила, сказав, что, возможно, Пашку все-таки отпустят, хотя бы до суда. А так как увезли его в их РОВД, то все равно лучше поехать к ним в гости. Там можно будет заодно сходить в милицию и узнать, отпустят сегодня мужа или нет. Все лучше, чем сидеть одной дома и реветь. Эти доводы меня убедили, и я согласилась поехать к свекрови в гости.
Дома у свекрови мои новости никого особо не огорчили, дело привычное, подумаешь, – посадят! Выйдет. А день рождения бывает только раз в год, и нельзя его не отпраздновать. Весь вечер я сидела, как на иголках, не находила себе места, бесцельно слоняясь по огромной четырехкомнатной квартире, ужасно нервничала, совершенно не могла есть, мне просто кусок не лез в горло.
Только часов в десять вечера мне все же удалось уговорить свекровь дойти до отделения милиции. Дежурный опер разговаривал с нами грубо и резко, зловещим голосом обещал, что мужа завтра отпустят. Мне это показалось немного странным, даже за хулиганство дают пятнадцать суток, а здесь – уголовное дело. Кто же выпустит пойманного подозреваемого на следующий день? Но, несмотря на мое недоверие, больше никакой информации в милиции не получили, и нам ничего не оставалось делать, как отправиться домой. Идя обратно, я рыдала взахлеб, не обращая внимания на удивленные взгляды редких припозднившихся прохожих, а Мишка, старший брат мужа, пытался меня утешить, заверяя, что Пашку непременно выпустят, если не завтра, то очень скоро.
На следующий день нам очень не повезло. На шахте, находящейся в их районе, произошел большой взрыв, погибло около ста пятидесяти человек. По причине этого несчастья в отделении милиции оказались закупорены все входы-выходы, и внутрь здания никого не пускали, посоветовав сквозь приоткрытое небольшое окошко в двери подойти завтра.
Свекровь все же немного настырно поскандалила с дежурным у двери, благодаря чему тот выдал «секретную информацию»: муж уже переправлен в КПЗ, но ехать туда не надо, если мы хотим его увидеть, то завтра всех задержанных по этому делу доставят снова сюда, в милицию. Во сколько их привезут, неизвестно, но не раньше восьми утра, это точно. Я твердо решила появиться возле дверей милиции ровно в восемь, чтобы иметь возможность хоть ненадолго увидеться с мужем. Что мне декабрьский мороз? Я ДОЛЖНА его увидеть, я просто не могу без него жить!
Я так и сделала, с утра заступив на пост. Свекровь изъявила желание поморозиться вместе со мной, чему я была рада. Опыта общения с милицией у меня не было никакого, милиционеров я боялась до одури, а для нее все эти дорожки были хожены-перехожены. Она знала, к кому из милиции по какому вопросу можно обратиться, а с кем даже и разговаривать не стоит, все равно ничего не скажет. Нам обеим за прошедшие дни пришлось выслушать немало грубостей и оскорблений в свой адрес, но может, так оно и положено? Как родственникам преступника.
Дежурили мы возле дверей
Наконец, привезли задержанных. Прежде, чем вывести их из машины, охранники с автоматами отогнали нас метров на пять от двери, чтобы мы, не дай Бог, не напали на них, здоровенных вооруженных мужиков, и не отбили арестованных. Кто нас знает! После этого разгона дверца машины открылась, раздалась какая-то команда, и из машины несколько человек быстро проскочили в здание. Пашку я успела увидеть только мельком, буквально на три секунды, после чего он тоже скрылся за дверью. Дверь здания тут же захлопнулась перед нашим носом. Вот и все. От обиды и разочарования меня затрясло. Я умирала без мужа, не могла дышать без него. А его со мной не было.
Через два дня после ареста мужа рано утром ко мне приехал Мишка. Сообщил, что сегодня Пашку повезут на санкцию к прокурору, и если я хочу увидеть мужа или передать ему хотя бы записку, нам стоит тоже туда поехать. Естественно, я хотела!
– Тогда нам надо побыстрее туда отправиться, – сказал он. – Сегодня будут хоронить шахтеров, и похороны будут двигаться как раз из нашего района в ваш. Дороги все будут забиты, ведь только покойников сто пятьдесят человек! И у каждого из них есть родственники, это же просто громадная толпа получится. Даже не представляю, как мы доберемся.
Мишка как в воду глядел. Движения в их район не было вообще никакого, убрали весь транспорт. И мы с ним пошли пешком. Меня не остановил ни сорокаградусный мороз (с каждым днем почему-то становилось все холоднее), ни то, что пешком предстояло пройти более двадцати километров. Я боялась только одного – не успеть дойти к назначенному времени.
Из прокуратуры я вышла снова вся в слезах: мужа «закрыли» до суда. Ноги просто подкашивались, я не знала, как дожить до суда. Да и что – суд? Ну, посадят Пашку лет на пять, легче мне будет? Однако родня мужа заверяла меня, что вполне могут дать условный срок, надо только найти адвоката. Адвокат, – это, конечно, замечательно. Но хороший адвокат и деньги берет хорошие, а где мы их возьмем? У свекрови сроду лишней копейки не водилось, а я теперь и сама нищая. Муж деньги давно не приносил, я сама и не работала, и не училась, Пашка ведь об этом и слышать не хотел. Ну, и где, спрашивается, брать деньги?
Три месяца я жила, как в тумане. Мне действительно, даже физически, было очень плохо без мужа. Я умирала оттого, что его нет рядом, вся высохла, почернела. Черным было все внутри меня, и вокруг все было черным. Тоска, тоска, бесконечная тоска…
Переделав домашние дела, часов в пять вечера я с сыном отправлялась гулять во двор. На улице, как и у меня внутри, тоже было стыло и холодно. Как раз в это время люди возвращались с работы домой, я смотрела на них, с глупой надеждой выглядывая в каждом проходящем мужчине Пашку, хотя прекрасно понимала, что он никак не может появиться СЕГОДНЯ в нашем дворе. Не придет. Но я все равно ждала, ждала, ждала… Иногда мне хотелось, чтобы пришел хоть кто-нибудь. Потом вдруг вспоминала, что скоро появятся с работы родители, и вздыхала с облегчением. Это замечательно, что есть кто-то, кого можно ждать. Было бы совсем невыносимо, если бы мы с сыном были только вдвоем, одни в целом мире. А так – придут родители, начнется в доме жизнь, на кухне загорится свет, зашумит чайник, они меня о чем-нибудь спросят, я отвечу, и этот призрачный разговор ни о чем хотя бы на мгновение заслонит бесконечную тоску… Как же плохо тем людям, кому некого, вот совсем некого и неоткуда ждать! Это, должно быть, ужасно! Страшно быть одиноким.