Сводная сестра бандита
Шрифт:
Я переворачиваюсь на другой бок, но тут же подлетаю, как ужаленная. Меня окатывает жаром и холодом одновременно.
Ребёнок! Откидываю одеяло и ощупываю себя руками. Вроде бы, все как было. Одежда на месте, нет боли… Сколько я так лежу? За окном ещё светло, но солнце уже село за горы.
Вспоминаю все события последних часов и со стоном падаю обратно на подушку. Прикрываю глаза.
Я больше не могу… отказываюсь верить в то, что услышанное мной по телевизору правда. Ведь я же… тоже, вроде как, «умерла»…
Вжимаюсь щекой в подушку и стараюсь не пускать в голову мысли. Но они не слушаются и жужжат надоедливым роем в затылке.
Дверь в палату тихо открывается.
— Долго спит, — я узнаю голос Аяза. — Какой объём ей вкололи?
— Половину дозы, как вы сказали, — отвечает ему нервный молодой голос, кстати, тоже на русском.
— Понял. Организуйте пока ей ужин и сладкий чёрный чай.
Дверь закрывается. Я слышу шаги по палате.
Наверно, притворяться, что я сплю, совсем глупо, но мне так неловко перед мужчиной за свою слабость, что я лежу и не шевелюсь.
Аяз подходит и осторожно дотрагивается до моей руки, проверяя пульс.
Мое сердце ещё колотится.
— Оксана, — он окликает меня. В голосе напряжение.
— Да… — выдыхаю и открываю глаза.
— Больше так не делай, — он хмурится. — А то я уже почти подумал, что у тебя приступ.
— Извините… — качаю головой и, испытывая смущение от того, что лежу, пытаюсь сесть.
— Я помогу, — Аяз подходит к кровати и подпет мне в руки пульт. — Управление интуитивно понятно. Давай подушку подложу.
— Спасибо, — киваю и опускаю глаза на свои руки. — Я хотела спросить… — голос рвётся.
— С тобой и с ребёнком все хорошо. — Перебивает меня Аяз. — Просто упало давление. Не нужно так сильно волноваться.
Напряжение, которое, оказывается, все это время сдавливало мою грудь, отпускает.
Я поднимаю на мужчину глаза.
— Спасибо, — пытаюсь улыбнуться.
— До завтра ты точно ещё побудешь под моим наблюдением. Я сегодня как раз дежурный, а завтра поедешь домой. Таня скоро привезёт вещи. Оксана, — он делает паузу, — чего бы тебе сейчас хотелось. Я очень хочу тебя порадовать, но ты подскажи мне как.
— Чуда, — дергаются мои губы в грустной улыбке. — Но в любом случае спасибо большое тебе за заботу.
— Таня обмолвилась, — он присаживается рядом со мной, — что в России у тебя остались сложные отношения. Я понимаю твоё скептическое отношение к противоположному полу. Но хотел бы тебе сказать, что зарабатываю я достаточно хорошо, чтобы воспитывать несколько детей. И меня ничего в твоём положении не смущает.
— О… — я краснею, как помидор от его слов. Да, это очень цивилизованная позиция. Но… почему тогда меня так корежит? Возможно, после тридцати такой подход к отношениям вполне приемлем, но в девятнадцать это звучит, как
— Ничего не говори, — он вскидывает ладони. — Пусть все идёт своим чередом.
Он берет меня за руку и пытается уложить головой на плечо. Аккуратно ухожу от этого контакта. Тело сопротивляется. Эти руки ему чужие.
— Какой ты любишь шоколад? Тебе сейчас нужно побольше есть. Пятьдесят килограмм при твоем росте — это очень мало.
— Отошёл от неё!
Мы с Аязом синхронно вздрагиваем. Он от неожиданности, а я от того, что, кажется, поехала крышей и слышу голос Ивана.
— Вы кто такой? — Аяз подскакивает с кровати.
«Он тоже его видит?» — Начинает снова колотиться мое сердце.
И оглушающая вспышка счастья размывает картинку перед глазами.
Нет, беременным такие эмоциональные горки точно противопоказаны.
Сквозь шум в ушах я слышу какую-то агрессивную возню, и мои сознаете уходит в окончательный эндорфиновый экстаз, потому что лёгкие заполняются родным запахом одеколона.
— Наташа, — где-то в далеко звенит голос Аяза, — в пятую нашатырь и мне вату стерильную.
Зачем все это? Я задыхаюсь от счастья, уже просто боясь, что это сон.
— Детка… — пальцы ощущают родные, горячие губы. — Оленька… Открой глаза! — Его голос тревожно срывается.
С трудом открываю.
— Ваня…
Мы просто смотрим друг другу в глаза, потому что слов выразить чувства просто не хватает.
Все что произошло, имело место ради этого мгновения.
— Ты же с этим врачом…? — Хмурится Иван, — У вас же нет ничего?
Отрицательно качаю головой.
— Я беременна, — шепчу ему одними губами. — От тебя. — добавляю зачем-то.
Взгляд Ивана скользит на мой живот.
— Спасибо… — хрипнет его голос, а губы осторожно приближаются и накрывают мои.
Господи, как же я скучала!
Дверь за нашими спинами с грохотом распахивается.
— Ты сломал ее лечащему врачу нос! — Гневно звенит Танин голос.
— Кому тут плохо? — к ней присоединяется голос медсёстры.
— Очевидно, мне! — Таня выхватывает из ее рук вату с пузырьком и, действительно, вдыхает, откашливаясь со слезами на глазах. — Идите, отмахивается рукой от медсестры и скажите врачу, что у нас все хорошо.
Иван держит меня в крепких объятиях. И теперь мне стыдно, что я могла в него не верить.
— Очевидно, — в дверях появляется Сандро и смотрит тяжелым взглядом на Ивана. — Раз наша клиника только немного дрожит, а не сожжена напалмом приехал ты один.
Проходит и останавливается на середине палаты.
Иван целует меня в макушку и подходит к нему.
— Спасибо, — что-то ломая в себе подаёт Сандро руку.
— Пожалуйста, — муж Тани отвечает на рукопожатие. — Но учти, как хозяин в этой стране, я настаиваю, чтобы Ольга пока пожила у нас.