Сводные, (не) любимые
Шрифт:
Конечно, мама не отправила меня в свободное плавание без обучения.
Она рассказала мне подробно, как пользоваться своей магией и в теории, и на практике. Мы тренировались с ней целый год.
И только лишь после этого она уехала искать нам дом и защиту.
Пару раз в месяц мама отправляла мне магический вестник, в котором подробно рассказывала о том, где была этот год и что делала, а я в ответ рассказывала ей о своей жизни.
Мама давала мне советы и всегда напоминала о том, чтобы я помнила, кем являюсь, и ни в коем
Вот так я и жила.
В полном одиночестве.
Часто, порой раз в неделю, создавая себе новую личину. Или вообще надевая отвод глаз.
Ни друзей, ни близких. Только редкие переписки с мамой.
И единственное, чем я могла довольствоваться, – это подглядывание за другими.
Поначалу я считала себя невероятно крутой, ведь у меня, в отличие от бездарных людишек, была магия, и поэтому я несколько раз серьезно была ранена.
После этих увечий и пяти лет жизни в интернате я научилась уважать и бояться тех, кто меня окружал.
И что бы ни говорила мне мама про «жалких людишек», я вдруг осознала, что мы с ней более жалкие, чем они.
Время шло, я взрослела и понимала, насколько сильно я одинока.
Больше того, я начала завидовать тому, что даже в таких условиях выживания взрослеющие и никому не нужные дети создавали самые крепкие союзы.
Здесь, в интернате, было именно так.
Если ты не научишься любить и доверять тому, кто рядом, ты просто не сможешь выжить.
Поэтому, наверное, все эмоции у детей были утрированы. Если ненависть, то лютая, если любовь, то до гроба.
Здесь страсти кипели почище всяких мелодрам, которые мы иногда смотрели, собираясь всей гурьбой перед сном у телевизора в общем зале для игр.
Взрослым по большей части было плевать на подростков. И в межличностные конфликты они почти не вмешивались.
Их задача была накормить, одеть, помыть, отправить в больницу, если заболел, или в школу на учебу, а дальше дети были предоставлены сами себе.
Даже тех, кто сбегал, они не искали. Вернулся – и ладно, живи дальше. Не вернулся – ну и бог с тобой. У нас таких, как ты, еще пять сотен человек, надо, чтобы они были одеты, обуты, умыты. Всё. Дальше сами как-нибудь.
Через семь лет жизни я начала жалеть малышей или тех, кто попал в интернат из тепличных условий, враз лишившись всех родителей. Потому что хоть и была уже взрослой (все же двадцать пять по меркам людей уже прожила), но всё равно понимала, что я почти такая же, как они.
Враз лишилась мамы и более-менее нормальных условий для жизни.
И поэтому иногда защищала их от местных.
Но быть с ними рядом слишком долго я не имела права, ведь я не взрослела физически,
Сама не понимаю, зачем это делала. Наверное, чтобы не сойти с ума от одиночества. Не иначе.
А может, просто решила взять под своё покровительство «жалких людишек».
Так я порой успокаивала себя.
Ведь я дитя Великого Леса, и не пристало мне опускаться до них…
Но порой было так тоскливо, что хотелось хоть какого-то общения.
И привязывалась к ним, как бы мне ни хотелось этого избежать.
Позже я продолжала присматривать за детьми, уже маскируясь под другой личиной.
Так я случайно обрастала друзьями, хотя эти друзья и не подозревали об этом. Но зато уже не чувствовала такого сильного одиночества.
И вот настал час икс, мама наконец-то нашла нам дом и защиту. Точный адрес она скинула мне в смс-сообщении на мой новенький телефон, который я заработала честным трудом.
Можно было, конечно, его и украсть, тем более что для меня это не представляло никакой опасности, но не пристало заниматься воровством дочери Великого Леса. Поэтому я устроилась в местный ЖЭК поломойкой и драила подъезды.
Для дочери Великого Леса работать своими руками было не зазорно, а даже почетно.
Мама рассказывала, что всех, кто работал руками, очень уважали.
Тем более что я ничего толком и делать-то не умела.
В школу я не ходила, ибо все знания я уже получила и мне было бы там скучно, а других заведений для интернатовских детей никто не предлагал.
Может, среди людей мыть полы и считалось чем-то зазорным, но я помнила мамины рассказы и гордилась тем, что сама что-то делаю. Даже такие несложные вещи, как мытье полов.
Хотя на деле, конечно, не такими они и «несложными» оказались. Но благодаря этой работе я стала очень выносливой.
Устроилась совершенно случайно. Просто подслушала разговор одной пьяненькой женщины, которая не хотела работать и собралась уезжать из города с каким-то мужчиной. Заходить в ЖЭК она не стала, чтобы сказать, что увольняется, и у меня появился шанс на легальную работу.
Я надевала её личину и трудилась.
И мне еще и зарплату выплачивали ежемесячно.
Благо карту я указала свою. А им там пофиг было, чья карта. Лишь бы работа выполнялась вовремя.
И вот после маминого звонка я отправилась в путь.
Пришлось добираться целую неделю до странной деревеньки под названием Тупик. И под конец пути я настолько сильно устала, что уснула и проспала свою остановку. От неё, как пояснила мне мама, всего пять километров пешком до Тупика.
Она скинула мне координаты на карте.
Покинуть деревню и приехать за мной мама не могла, боялась, что может случайно попасться на глаза нашим врагам и еще и на меня их вывести. Поэтому мне предстояло добираться одной, еще и не самым удобным транспортом.