Сводный Кошмар
Шрифт:
Нет, он ведь не последняя сволочь. Сейчас он не требует от нее ничего взамен. Сейчас ему нужно просто убедиться, что она — в порядке, жива, невредима, согрета.
Его ладоням мешает одежда, потому они, против воли, пробираются под слои ткани.
Кожа теплая, мягкая, нежная. Он пробует ее, касается языком.
Демьян сходит с ума от того, какая она на вкус. Сладкая, со вкусом меда.
Он слышит приглушенный стон. Чувствует, как тонкие пальцы зарываются в волосы на его затылке, а губы приоткрываются,
Морозов замирает. Он знает, что должен остановиться. Обязан взять под контроль те эмоции, что рвут его на куски. Необходимо заглушить ту потребность, что разгорается в нем. Потому что нельзя напирать, нельзя сейчас давить на Талию.
Он поднимает голову. Вглядывается в абсолютно осоловелые глаза девочки. И не может найти слов. Вообще, ни единого.
Она тянет его на себя тонкими руками. Прижимает ближе. Оплетает ногами, скрещивает их так, что сам Демьян теперь оказывается в плену ее тела и собственных желаний.
Морозов мысленно обещает себе, никакой близости. Не сейчас. Сейчас между ними все на эмоциях, а ему нужно, чтобы Талия сделала осознанный выбор. Он должна уложить в хорошенькой головке, что они — вместе. И одного лишь секса ему недостаточно.
Но… Малышка тянет его ближе, первой целует его в уголок рта, разводит бедра шире, подается вперед.
— Нет…, — из последних сил шепчет он.
— Да-а-а! — возражает она и давит пятками на его поясницу так, что он падает в это острое и нереальное удовольствие.
Да пошло оно все! К чертям! В задницу!
Демьян рывком избавляет Талию от брючек и белья. Целует нежные губы жадно, неистово, алчно. Словно никогда и никого не целовал прежде. Как дикий зверь. Как безумец.
Поцелуй заставляет его кровь кипеть, а член пульсировать.
Морозовский стальной контроль лопается, как мыльный пузырь. Девочка извивается под ним, прогибается в спине, трется о его пах.
Морозов переводит дыхание, которого не хватает. И тут же припадает ртом к нежной коже на плоском животе, скользит ниже. Разводит рукой острые коленки.
Черт, он с ума сходит по этим коленкам! Они же всю ночь ему снились. И их хозяйка тоже!
— Ты что…? — бормочет Талия осипшим голосом, пытается потянуть его за шею, плечи, волосы.
Но Демьян лишь сильнее ладонями прижимает Талию к мягким подушкам дивана. И делает то, что обещает ей в то утро в спальне.
Он хочет слышать ее стоны. Ее всхлипы. Ощутить ее вкус на языке. Слизать ее удовольствие.
Морозов жадно дышит, не прекращая откровенных ласк. Оглаживает нежные лепестки, вбирает в рот бугорок клитора, посасывает, пока не слышит протяжный стон девочки.
Она дрожит в его руках, всхлипывает, стонет, двигается в такт ударам его языка. А у него в башке тикает часовой механизм. Вот-вот грянет взрыв, Демьян это твердо
Потому он стремительно меняет положение и нависает сверху.
Руками он подхватывает идеальные ягодицы, сжимает, удерживает. Коленом упирается в диван.
Талия тянет к нему изящные ладони, обнимает, гладит пальцами его щеки, нос, губы.
Хнычет, словно требуя продолжения откровенных и интимных ласк.
Он прихватывает кожу зубами, несильно, едва ощутимо. И что-то лопается внутри, точно воздушный шарик. Прокатывается возбуждением по венам, обжигает пах.
Демьян тщетно пытается сбавить обороты. Но взору открывается влажная розовая плоть. Доверчиво раскрытые бедра. Дрожащий от напряжения плоский животик. Острые вершинки сосков. Горящие огнем глаза. И безмолвное согласие во томном взоре.
Морозов помогает себе рукой, замирает, балансирует над пропастью. И толкается бедрами глубже. Усиливает напор.
Влажные складки раздвигаются под давлением его члена.
Гладко. Идеально. Тесно. Сладко.
Она вся сладкая для него. Стонет сладко. Вздрагивает сладко. Сладко зовет его по имени.
Морозов пытается не торопиться. Но нервы уже ни к черту. Потому он срывается, вонзается глубже, до собственного стона и ее протяжного вскрика.
Ему кажется, что он с разбега врезается в бетонную стену. Его сносит с ног пониманием того, что у Талии не было никого прежде. Что он — ее первый.
Первый, млять!
Он сжимает ладонью тонкие пальчики, переплетает их со своими, фиксирует на подушке над девичьей головой. Тянется к нежным губам. И целует неистово, жадно.
Да, это девочка — его. Ему принадлежит! Только ему!
Он двигается в ней, отпускает себя, плавится в ее стонах, в ее вздохах, в ее удовольствии, в ее дрожи…
У него темнеет перед глазами, сладко ноет в груди, а в голове — каша. Но он не сводит глаз с ее тягучего взора. Жадно впитывает ее эмоции. Упивается ими. Кайфует от каждой секунды с ней, в ней.
Демьян никогда не пренебрегал спортом. Но силы его подводят, и он падает, придавливает собой хрупкую девочку.
Талия охает под ним, но руками гладит по затылку и по плечам. На краткий миг Морозов замирает, трется лбом о влажный висок, целует изгиб шеи, ушко.
И подхватывает обессиленную малышку, чтобы уложить ее на себя и лечь на спину.
Талия не противится. Послушно расслабленно лежит на нем. А Демьян не перестает водить по хрупкой спине ладонями. Гладит, сжимает, словно проверяет, все ли на месте. Упивается гладкой, теплой, влажной кожей под пальцами.
Теплая же. И сладкая!
Он не удивляется, когда понимает, что Талия уснула. Пусть поспит его девочка. Она устала. Перенервничала. Да и он тоже поседел на всю голову за последний час-полтора.