Сводный враг
Шрифт:
— Никто меня не лапал. Бред какой-то. Я этого парня первый раз увидела, когда Демид его схватил.
— Вот брехуны. Я рада, конечно, что никто тебя не трогал, но весь универ на ушах стоит. А еще пост этот… Ко мне старшак один подходил, хотел извиниться перед тобой.
— Извиниться?
В голову тут же приходит воспоминание вчерашнего вечера, где Демид говорит что-то о новом посте в соц. сетях. Я забыла посмотреть.
— Ты пост не читала, что ли?
Мой желудок сжался.
—
— Я тебе скрин скидывала. Ну ты даешь, — обиженно фырчит Маринка. — Короче, посыл такой: если к тебе кто-то приблизится или подышит в твою сторону, будет иметь дело с Демидом. Я сначала подумала, что Горская совсем с ума сошла такое писать. Ну, она же дура и всех терпеть не может. А тут… Машка потом объяснила все. Покровский сам писал. Блин, без ошибок. Я проверила. Еще один плюс ему.
— Ты серьезно?
— Такими вещами не шутят, подруга. Вообще, молодец пацан. Сам накосячил, сам разобрался. Уважаю таких. Мне бы такого.
Сомневаюсь, что я сейчас способна адекватно переваривать информацию, поэтому сменить тему — идеальный вариант.
— Правда? А что с твоим новым знакомым? Сходили в боулинг?
— У меня все как обычно, — тяжело вздыхает Маринка, и я уже понимаю, к чему она клонит. — В боулинг мы сходили, до общежития он меня отвез, даже поцеловались, а сегодня он уже не звони… Ой, он звонит! Котова, он на второй линии.
— Так, отвечай, — смеюсь, представляя, как выглядит подруга, смотря на экран телефона. Как креветка. Такие же огромные глаза. — Сбрасывай.
Не дожидаясь, сама отключаюсь.
Если к тебе кто-то приблизится или подышит в твою сторону, будет иметь дело с Демидом.
Ого.
Впечатляет.
Универ на ушах стоит.
А вот это уже плохо.
Я действительно не хочу, чтобы все говорили обо мне. Но… Если честно, сейчас даже рада, что никто больше не подумает сказать мне какую-нибудь гадость. Наверное, смельчаки найдутся, но они в меньшинстве. Мало кто захочет получить по башке от Покровского. А кто захочет… Ну, они заслуживают этого.
Открыв дверь, захожу в дом.
Тихо, будто я здесь одна.
Может, не стоило говорить Демиду, что нам лучше не возвращаться в одно время? Считай, я вынудила парня покататься, когда он мог спокойно зайти к себе же домой.
Надо его вернуть.
Поднимаясь на второй этаж, пишу Демиду сообщение, и в тот момент, когда собираюсь нажать на кнопку «отправить», телефон исчезает из моих рук.
Поднимаю голову и вижу прямо перед собой Покровского. Старшего.
— Вы меня испугали. Верните телефон.
На меня не смотрит.
Прищурившись, читает сообщение.
— Я передумала. Возвращайся ко мне. — Его голосом можно дрова рубить.
Черт. Почему у меня такое чувство, будто я доживаю свои последние минуты?
— Верните телефон, — тихо, но твердо говорю я.
— Верну, но не сейчас. Хочу посмотреть, насколько низко упал мой сын.
— О чем вы? Это все шутки. Обычные шутки.
— Неужели? Мне кажется, все серьезно. Я все гадал, почему ты притихла. Сидела в своей комнате, не высовывалась, мать слушалась. И пока я гадал, ты у меня под боком решила запудрить мозги моему идиоту сыну.
— Я не пудрю ему мозги.
Хочу обойти мужчину и закрыться в своей комнате, но стоит мне только подняться на одну ступеньку, как он сдвигается, загораживая проход.
Он думает, что этим испугал меня.
Я докажу ему обратное.
Поднимаю голову, выдерживая его взгляд.
— Что? Опять угрожать будете?
Удивился.
— Ангелина, я ведь предупреждал тебя. Говорил, чтобы ты не смела делать что-то за моей спиной.
Вижу, как темнеют его глаза.
— Я ничего не делала.
— Ты это так называешь? Сверкать задницей перед Демидом — ничего не делала? Так? Я не для этого позволил тебе жить в моем доме. Я не для этого вышиб сына из команды. Я не для этого собрал вас всех здесь.
— А для чего? — почти выкрикиваю я.
Стоп!
Он вышиб Демида из команды?
Это все он?
Но зачем так поступать с родным сыном?
— Чтобы вы все были вот здесь, — он сжимает пальцы в кулак, выставляя его вперед. — Чтобы вы все и шага не могли ступить без моего разрешения. Чтобы вы не смели меня позорить. Чтобы вы зависели от меня, а я…
— А ты возомнил себя хозяином? Богом? Кто ты такой? Сказать? Ты мерзкий, Покровский. Ты такой мерзкий!
Я вздрагиваю, когда слышу над головой мамин голос.
Она все слышала.
Ее всю трясет.
— Я не мерзкий, Виктория. Нет. Я столько сил и времени пустил на то, чтобы моя фамилия вызывала в людях уважение, чтобы люди меня боялись, чтобы все подчинялись. Я не мог допустить, чтобы кто-то все испортил. А твоя дочь…
— Не смей трогать мою дочь! — мама отталкивает его, хватает меня за руку и прячет за своей спиной. — Не смей даже говорить о ней.
— Мне нужна была покладистая жена, — с усмешкой продолжил он. — Ты подходила идеально. Лишний раз не открываешь рот, делаешь все, что тебе велено, не споришь. Идеально. Один изъян — она.