Сводя счеты
Шрифт:
— Вот именно. Так что подозрения падают на тебя, Кайзер.
— На меня?
— Ну кто же в управлении не знает, как ты относишься к Ясперсу?
— Из этого следует, что я убийца?
— Пока нет. Пока подозреваемый.
Выйдя на улицу, я глотнул кислорода и попытался прочистить мозги. Потом схватил тачку, вылез в Ньюарке и прошел пешком квартал до итальянского ресторана Джордино. Там за укромным столиком сидел Его Святейшество. Папа Папой, что и говорить. Двое жлобов рядом с ним были мне знакомы по дюжине фотороботов.
— Садись, — сказал Папа, не отрываясь
— Съешь макарон?
— Нет, спасибо, Святейшество. А ты ешь.
— Вообще ничего не хочешь? А салатик?
— Я только что из-за стола.
— Смотри, воля твоя. У них тут готовят мировой соусок с рокфором. Не то что в Ватикане — там вообще прилично поесть негде.
— Слушай, Понтиф, я сразу к делу. Мне нужен Бог.
— Ты не ошибся дверью.
— Стало быть, Он существует?
Почему-то вопрос показался им очень смешным, все трое загоготали. Ублюдок рядом со мной сказал: “Неплохо! Малышу Пиноккио не терпится узнать, есть ли на свете Бог”.
Я повернулся вместе со стулом, чтобы занять позицию повыгодней, и опустил ножку ему на мизинец. “Прошу прощения”. Ублюдок налился кровью от ярости.
— Конечно, Он существует, Любошиц. Но связаться с Ним можно только через меня. Я единственный, с кем Он имеет дело.
— За что такая честь, отец?
— За то, что у меня есть красная сутана.
— Вот эта ночнушка?
— Не гони. Каждое утро я встаю, надеваю эту красную сутану и — бон джорно, следите за рукой! — превращаюсь в большую шишку. Все дело в том, как ты одет. Ну, сам подумай: если бы я ходил в трениках и спортивной куртке — оглянулся бы на меня хоть один католик?
— Значит, всё фуфло? Никакого Бога нет?
— Не знаю. Какая разница? Платят прилично.
— А тебе не приходило в голову, что однажды химчистка задержит твой красный балахон и ты станешь таким же, как все?
— А я сдаю в срочную, на сутки. Считаю, за спокойствие можно отдать пару лишних центов.
— Имя Клер Розенцвейг тебе что-нибудь говорит?
— Еще бы. Клер Розенцвейг с факультета естественных наук в Брин-Море. [31]
— Естественных наук, говоришь? Ну, спасибо.
— Да за что?
— За помощь, Папа.
Я схватил тачку, рванул через мост Вашингтона, по пути заскочил к себе в контору, кое-что проверил и погнал дальше. Я ехал домой к Клер Розенцвейг и снова и снова раскладывал в голове пасьянс. И на этот раз он сошелся.
31
Брин-Мор — частный женский гуманитарный университет, штат Пенсильвания.
Клер встретила меня в прозрачном пеньюаре. Я сразу заметил, что она чем-то встревожена.
— Бог мертв. Тут была полиция. Ищут тебя. Говорят, это сделал экзистенциалист.
— Нет, детка. Это сделала ты.
— Что? Сейчас не время шутить, Кайзер.
— Это ты убила
— Не понимаю.
— Ты, малыш. Не Хизер Баткис, не Клер Розенцвейг — доктор Элен Шепард.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Профессор физики в Брин-Морском женском колледже. Самый молодой декан за всю историю университета. Однажды прекрасным зимним днем ты повстречала музыканта. Он играл в джазе на барабанах. Он был женат, но это тебя не остановило. Пара безумных ночек — и вот уже молодой деканше кажется, что она встретила свою любовь. Да только есть одна загвоздка. Бог. Он стоит между вами. Выясняется, что барабанщик верит в Бога. Или, по крайней мере, хотел бы верить. Но ты со своей хорошенькой ученой головкой не можешь допустить неопределенности.
— Да нет же, Кайзер, клянусь!
— И ты решаешь сделать вид, будто увлеклась философией. Тебе ясно, что это единственный способ покончить со всеми препятствиями. Избавиться от Сократа было несложно. Но на его место приходит Декарт. Тогда ты используешь Спинозу, чтобы убрать Декарта. Однако затем на твоем пути встает Кант, и ничего не остается, как избавиться и от него.
— Что ты несешь?!
— Из Лейбница ты сделала отбивную, но тебе показалось мало. Ты ведь понимала, что, если поверят Паскалю, тебе конец. Значит, надо, чтобы Паскаля не было. И вот здесь-то, малыш, ты допустила ошибку. Ты доверилась Мартину Буберу. Но он оказался слишком слаб. Он возвратился к Богу. И тогда ты решила избавиться от Бога своими руками.
— Кайзер, ты спятил!
— Нет, детка. Ты прикинулась пантеисткой, чтобы добраться до Него, — если бы, конечно, Он существовал. А Он существовал. Вы вместе пошли на вечеринку к Шелби, и, когда Джейсона не было в комнате, ты убила Его.
— Черт побери, какой Шелби? Какой Джейсон?
— Не важно. Не все ли равно? Ведь с того вечера жизнь стала абсурдом.
— Кайзер, — ее голос вдруг задрожал, — ты не выдашь меня?
— Еще как выдам, детка! Когда убирают Всевышнего — кто-то должен отвечать.
— Кайзер, послушай, мы могли бы уехать отсюда. Куда глаза глядят, вдвоем, только ты и я. Забудем о философии. Купим домик, хочешь — займемся семиотикой.
— Извини, малыш. Это не катит.
Заливаясь слезами, она медленно спустила бретельки своего пеньюара, и я увидел перед собой обнаженную богиню любви. Казалось, ее плоть шептала: “Возьми меня, я твоя”. Правая рука Венеры ерошила мои волосы, а левая взводила “сорок пятый” у меня за спиной. Но у “тридцать восьмого” спуск оказался лучше. И Венера выронила свою пушку, удивленно посмотрела на меня и согнулась пополам.
— Как ты мог, Кайзер?
Сознание быстро покидало ее, так что мне пришлось поторопиться:
— Манифестация Вселенной как сложной идеи в себе в противоположность существованию внутри или вне подлинного Бытия есть концептуальное Ничто или Ничто по отношению к любой абстрактной форме существования — бывшего, будущего либо продолжающегося — и не подчиняется законам физики и динамики, а также не может быть описана в категориях, относящихся к небытию, недостаточно полному Бытию или инобытию.