Свое имя
Шрифт:
— Сидите, сидите, — сказал человек в плаще. — Нам позвонить. — Он шагнул к небольшой белой, жарко потрескивающей печке и потер над чугунной доской руки. — Вот где можно душу согреть!
После дождя и мрака будка показалась настоящим раем. Было здесь очень тепло и вкусно пахло «печенкой» — печеной картошкой. Ходики, тикавшие на стене, успокоили Митю: до отправления поезда было еще тридцать пять минут.
Провожатый откинул капюшон, и Митя отступил к двери.
— Сергей Михайлович? Товарищ начальник?
— Ничего,
— Найду… — Голос Мити прозвучал не очень уверенно.
Стрелочник ухмылялся в серебряные отвислые усы. Горновой козырнул ему, натянул на фуражку тяжелый, неподатливый капюшон и вышел, пропустив дублера вперед.
— Показывай, где северный парк.
Митя вспомнил, что Лысая гора, темневшая сейчас слева, находится на западе.
— Вот север, — с облегчением проговорил он и ткнул пальцем прямо перед собой. — Теперь порядок. Спасибо…
— Веди, — почти тоном приказа сказал Горновой.
Вот это дело! Отпусти его начальник депо, он без труда придумал бы причину опоздания, и никто не узнал бы правду.
Они пересекли несколько путей, обошли серую лужу, в которой слабо тлел огонек стрелки, и направились вдоль вереницы вагонов. Там, где была голова состава, на земле желтела дорожка света от паровозного окна.
— Пока осмотри буксы, — тихо сказал начальник, когда они приблизились к паровозу. — Я позову…
Горновой неторопливо поднялся по ступенькам и, подобрав полы плаща, боком пролез в узкую дверь.
— Вечер добрый!
— Милости просим! — Максим Андреевич приподнял фуражку. — Чем обязаны, Сергей Михайлыч?
Горновой не ответил, откинул капюшон, за руку поздоровался с Максимом Андреевичем и Чижовым. Увидев начальника, Самохвалов поспешил с тендера и тоже протянул ему свою наспех вытертую паклей руку.
— Сегодня вторую докладную тебе настрочил, Сергей Михайлыч, — сказал машинист. — На горячую промывку пора ставить машину. Иначе угробим старуху…
— Знаю, читал, — нахмурился Горновой и пожалел, что не отпустил мальчишку одного. — Если подходить строго, весь парк надо сегодня же на ремонт. Вот «пятидесятка» выйдет, твою поставим. Лады? — Горновой оглянулся. — А дублер-то ваш где?
Максим Андреевич тревожно посмотрел на Чижова.
— Запаздывает что-то. Даже не похоже на него. Парень старательный, исправный…
— А догадается он, как вас найти?
— Найдет, — убежденно ответил Чижов.
— Вы, конечно, растолковали ему, где у нас какой парк, каким образом узнать, где находится
Машинист и помощник переглянулись.
— Он такой бедовый хлопец, Сергей Михайлыч, — сказал Чижов, — можно не беспокоиться.
— Нет, надо беспокоиться, — строго проговорил Горновой. — Сами пожелали взять человека, а не учите. Вам кажется, если сами с закрытыми глазами все тут найдете, так и любой сможет. А человек первые шаги делает. Нет, не годится так учить, товарищи…
Максим Андреевич смущенно кашлянул, разгладил жесткие усы.
— Отчитал ты нас правильно, Сергей Михайлыч. Сплоховали. Но я тебе скажу: когда приходит на учение середнячок, ему втолковываешь всякую малость, а этот…
— Хорошо успевает?
— С лету хватает. Верное слово.
Максим Андреевич подошел к двери и с минуту смотрел в сырую, шелестящую дождем темноту. Потом смахнул с лица дождевые капли, сказал с беспокойством:
— Кто знает, может, и вправду не нашел? Сходи-ка, Михаил, поищи. Вот незадача…
Горновой присвистнул.
— Поздновато забеспокоились, товарищи. Если будет продолжаться такое учение, при всем уважении к вам, переведу Черепанова в другую бригаду. А сейчас получайте своего дублера. Нашел на путях… — И, выглянув из дверей, он позвал Митю.
Но кочегар не шел. Всполошенно вглядываясь в темноту, Горновой позвал громче. Тогда издали послышался унылый голос:
— Иду!..
Пока начальник депо поднимался на паровоз, Митя переживал мучительные минуты. Было ясно, что речь пойдет о нем и, если остановиться поблизости, можно все услышать. Но он пересилил это желание я прошел далеко от паровоза: услышишь ты или не услышишь, все равно лучше о тебе говорить не станут!
Медленно взобравшись на паровоз, Митя остановился, подавленный, угрюмый. Он почувствовал: щеки так запылали, что дождевые капли, наверное, мигом испарились на них.
— Как же это, Димитрий? — участливо проговорил старик. — Ждем тебя, а ты…
Митя молча повел плечом.
Самохвалов блеснул цыганскими глазами, торопливо шепнул:
— Да ты не кисни. Подумаешь! И не такое бывает.
А Максим Андреевич, показывая на Митю, обратился к начальнику:
— Забыл тебе сказать, Сергей Михайлыч. Рационализатор ведь!
— В чем это проявилось?
— А ну, Димитрий, продемонстрируй.
— Что вы, Максим Андреич! — с испугом отозвался Митя.
— Давай, давай быстренько! — Машинист строго свел брови.
Встретив этот непреклонный взгляд, Митя покопался в железном ящике и вышел на середину будки. В руке у него была белая, с длинным тонким носиком масленка. Он помешкал немного, держа перед собой масленку, и вдруг опрокинул ее носиком вниз. Горновой дернулся всем телом, предостерегающе протянул к Мите руки.