Своё место
Шрифт:
— Это не твоя судьба, — отверг дедушка мои рассуждения. — Ты рождена для большего.
Для чего он и сам сказать не мог, но крепко помнил слова старой ведьмы, что я важна для мира. Они пугали его. Дедушка мечтал, чтобы я перебралась жить в город и зажила простой и понятной жизнью честной девушки простого происхождения. Об этом он мне сообщил этой роковой весной. Как и признал, что мечты его глупы и эгоистичны.
— Твой отец — будь он проклят — маг. И не из слабых. И как бы мне не хотелось иного, но ты должна отправиться в столицу, пройти распределение
— Но я не хочу учиться никакой магии! — горячо возразила я. — И в город переезжать не хочу. Я хочу жить здесь и как ты собирать травы и лечить людей!
— Это не твоя судьба, Лейри. Да и никто не позволит тебе практиковать травничество и знахарство без диплома специальной школы. Это ведьм не трогают, а обычный человек может угодить за это в тюрьму. Ты должна стать магичкой. Теперь я это знаю.
На вопрос, с чего дедушка вообще взял, что у меня есть дар, он рассказала мне про рисунок на моей спине в основании шеи. Сколько бы я раньше не спрашивала, что это за узоры, дедушка отказывался говорить и только перед смертью посвятил меня в то, что это печать. Магический узор, с которым рождается человек, если имеет склонность к магии. Печать блокирует способности, чтобы необученный маг по неосторожности и незнанию не навредил себе или окружающим. В процессе обучения, она меняется, давая доступ к силе.
Также рассказал он мне про академии магии, которых в империи было три. На севере находилась академия, где обучались артефакторы и маги со средними способностями. Из таких получались хорошие сотрудники различных ведомств, где нужно не только бумажки перебирать, но и колдовать. Ближе у югу учились те, кто имел слабый дар, потому учили там в основном бытовых магов и магов-теоретиков. Ну и в столице — сильнейшие и богатейшие. Там готовили боевых магов, для борьбы с порождениями Мрака и тех, кому пророчат лучшие должности в столице.
Кроме того, дедушка рассказывал многое о жизни. Обо всём по чуть-чуть. Упорно старался донести до меня мысль: жизнь сложная штука, а люди далеко не все хорошие. Нужно всегда соблюдать осторожность и нельзя слепо доверять кому попало. Пояснял про взаимоотношения классов. Что простолюдин аристократу не ровня и от последних лучше вовсе держаться подальше.
Я уже давно заметила, дедушка не любит аристократов. Не испытывает к ним никакого пиетета и даже уважения. И только узнав историю своего рождения, поняла откуда такая неприязнь.
Показал он мне и отца. Несколько газетных портретов, настолько точных, что люди казались там будто живые. Изображения совсем юного отца, где говорилось о его женитьбе, а позже о появлении двоих детей. Статья о принятии титула герцога. А вот изображение, где он старше, стал правой рукой императора. А здесь вовсе его жена и дети: сын и дочь. Двойняшки. При этом совершенно непохожие. Ну и совсем свежий магопортрет: герцог с семьёй на каком-то приеме во дворце.
— Запомни, Лейри, — говорил дедушка, — если с простыми аристократами лучше просто не связываться, ничего хорошего это не принесет — гнилые людишки, убеждённые в собственной значимости и исключительности — то герцога Эрвейского и его семейства нужно избегать. Он ничуть не лучше своего папаши и стоит ему понять, кто ты такая, как он тебя не пощадит. Уничтожит, как когда-то
Приближалось лето, дедушка таял на глазах и постоянно повторял, что так много нужно рассказать, столькому не успел научить. А меня душило отчаяние из-за осознания неотвратимости чудовищной потери. Всё своё время я проводила с ним и молила богов, чтобы не забирали единственного родного человека. Боги оказались глухи. В первый день лета дедушки не стало.
Первые дни после смерти дедушки оказались словно подёрнуты дымкой. Как он и завещал, я сожгла его тело на закате. А потом полумёртвая от горя сутками пялилась в пространство, заставляя себя дышать. Мне не хотелось жить. И только его слова, что я должна быть сильной и стать счастливой вопреки всему, заставляли цепляться за реальность и жизнь. Постепенно стало легче. Мне было безумно больно, но я поняла, что жизнь не кончилась. Солнце всё также встаёт и садиться, люди занимаются своими повседневными делами.
Вскоре я осознала, что имел ввиду дедушка, когда говорил, что мне тут жизни в любом случае не дадут.
— Когда меня не станет, уезжай, — убеждал он. — Здесь тебе жизни не будет. Ты не такая, как деревенские парни и девки. Совсем иная. Слишком хороша для них. Они это знают, потому только сильнее хотят тебя заполучить. Меня они бояться, потому не суются. Но как только меня не станет, ты останешься одна, такая беззащитная и желанная для этих скотов. Они уже сейчас слюнями давятся и мне очень больно и страшно, что без меня они могут тебя обидеть.
Он знал. В отличии от меня, которая ничего не замечала, дедушка видел алчущие взгляды деревенских парней и ненавидящие девчонок. Наверное, именно поэтому он последние годы не брал меня с собой в деревню. Но мне нужно было туда. Продать травы — на дорогу и жизнь нужны деньги, сообщить старосте, что уезжаю.
Визит прошёл хорошо. Травы пришлось отдать по дешёвке, но иначе было слишком долго и хлопотно искать покупателей. Староста заметно расстроился узнав о моём отъезде, отговаривал. И я засомневалась. Уезжать не хотелось. Тут мой дом, где знакома каждая травинка и камешек на дороге, а там — большой, неизведанный и пугающий мир. А то что парни смотрят голодными глазами, да Мрак с ними! Пусть смотрят, мне они не интересны и если кто будет свататься — откажу. Не будут же они применять ко мне силу?
Наивная идиотка!
Ганя, средний сын деревенского кузнеца и первый парень на деревне, заявился, когда на улице стояла непроглядная темень. Услышав стук в дверь, я, привыкшая, что к дедушке за снадобьем могли пожаловать даже среди ночи, открыла дверь без всякой задней мысли.
— Попалась, — неприятно ухмыльнулся парень. — Ты даже не представляешь, сколько я ждал. Как увидел тебя два года назад, так и понял, что мне нужна ты и только ты. Только старый ведьмак стерёг тебя, как дракон сокровище. Ну ничего, сегодня ты станешь моей, а потом быстро свадебку справим. Не бойся, Илей, я буду нежен.
От ужаса я онемела. Какая же я дура! Предупреждал дедушка, велел сразу уходить. А я всё медлила, сомневалась. Да ещё и дверь открыла посреди ночи, как последняя недалёкая идиотка.
Зато Ганя медлить не стал. Шагнув вперёд, он грубо притиснул меня к себе и заткнул рот мерзким, слюнявым поцелуем. В страшном сне не могла подумать, что мой первый поцелуй будет таким! Накатила тошнота. Собрав все силы начала отбиваться.
— Не сопротивляйся, а то будет хуже, — прошипел Ганя, перестав терзать мой рот.