Своенравная красавица
Шрифт:
— Миледи права, — внезапно заявила Черити. — Ей лучше быть подальше отсюда. Пусть запрягут лошадей в коляску и четверо вооруженных людей поедут верхом сопровождать нас. — Она повернулась к Вудли, которая вместе с горничной Элисон уже появилась в холле. — Вудли, позаботьтесь о миледи, а ты, — обратилась она ко второй женщине, — собери подушки и одеяла и отнеси их в карету. Поспешите теперь!
— Мисс Черити, это безумие! — запротестовал Партридж. — Куда вы поедете?
Черити взглянула на него:
— В единственное место, где будет безопасно,
Она не стала дожидаться очередных протестов и, оставив Элисон на попечение Вудли, побежала по лестнице. Тут ее пронзила еще одна мысль, Черити перегнулась через перила и крикнула дворецкому:
— Собери все деньги, какие есть в доме, и отнеси в карету. Пусть никаких ценностей не достанется этим проклятым мятежникам! А ты, Питер Брамбл, возвращайся в деревню и скажи повитухе, чтобы шла к дому моего дяди.
Войдя в свою спальню, Черити вынула теплый алый плащ и набросила на плечи, потом достала со дна сундука коробку. В ней лежал пистолет, что дал ей Даррелл накануне отъезда из Конингтона. Еще раньше, до поездки в Лондон, он научил ее обращаться с оружием, и в последний месяц Черити держала его заряженным в полной боевой готовности как раз на такой случай.
С коробкой под плащом она быстро вышла из комнаты. Широкий коридор, Длинная галерея с портретами предков Конингтонов, парадная лестница — вот она снова в холле. У Черити сжималось сердце, она с сожалением и любовью оглядывалась вокруг, негодуя на вынужденный отъезд. Ее характер требовал другого: забаррикадировать двери, бросить вызов Джонасу, сразиться с ним. Но Черити понимала, что даже без Элисон предпринять нечто подобное было бы чистым безумием. Сопротивляться — значит провоцировать нападение. Оставалось только одно: бросить дом на произвол судьбы и молиться, чтобы захватчики не слишком разбушевались.
Короткая поездка в Маут-Хаус превратилась в настоящий кошмар для всех. Элисон, похоже, совсем обезумела от ужаса. Ее завернули в подбитый мехом плащ, еще закутали в одеяла, оберегая от резкого холода, и уложили на подушки. Рядом с ней усадили Вудли — поддерживать ее и предохранять от толчков кареты. Но Элисон все время тихо стонала, положив голову на плечо женщины, и вскрикивала от боли. Черти крепко прижимала к себе коробку с пистолетом, благодаря небо за то, что по холодной сухой погоде земля подмерзла, и дорога была твердой. Карета тряслась и подпрыгивала на ухабах, но зато им не грозило застрять в грязи.
Прошла, казалось, вечность, пока они добрались до Маут-Хаус, и Черити, оставив Элисон слугам, кинулась в дом впереди всех. Ее дядя и тетя, завидев приближение кареты и взмыленных лошадей, вышли в холл встретить ее, и в нескольких словах Черити объяснила им причину их неожиданного приезда. Миссис Шенфилд была вне себя от радости, узнав, что сын совсем рядом, в деревне, но муж ее приструнил:
— Если Джонас вернулся, чтобы устроить у нас тут войну, то радоваться нечему. Элизабет, пойди взгляни на миледи.
Миссис
Джонатан Шенфилд молча смотрел на племянницу. Со времени их последней встречи прошло меньше трех месяцев, и его удивило, как она переменилась. Черити больше не была ребенком. Она поняла, что такое ответственность, и справилась с этой задачей, и теперь с ней нельзя было не считаться. Пытаясь восстановить свой прежний авторитет, он сказал сурово:
— Будем надеяться, что не ко времени затеянное путешествие не причинит вреда леди Конингтон. Тебе следовало бы подумать об этом и не позволять ей пускаться в путь в таком положении и по столь ничтожной причине.
— Нам незачем обманывать друг друга, сэр, — без обиняков ответила Черити. — Вы знаете не хуже меня, что Джонас ненавидит Даррелла Конингтона, а Элисон — жена Даррелла. Кроме того, он явится в Конингтон в надежде на богатую добычу и будет разочарован. Одного этого достаточно, чтобы в нем вспыхнула жажда мести.
Дальнейшие события доказали ее правоту. Не прошло и часа, как Джонас подскакал верхом к дверям своего дома. Оранжевая лента сторонника парламента была перекинута через его плечо, и четверо солдат следовали за ним по пятам. Он соскочил с лошади, бросил поводья одному из солдат и прошествовал в дом в сопровождении троих других. Мистер Шенфилд встретил их в холле, и Джонас, сняв шляпу, разыграл почтительный поклон:
— Мои наилучшие пожелания, сэр! Надеюсь, что вы в добром здравии и моя матушка тоже?
— Мы здоровы, — коротко ответил его отец. — Ты приехал домой в странном виде, Джонас, да еще и с солдатами.
Джонас бросил шляпу на стол и принялся стягивать перчатки.
— Я приехал по делу, сэр. По делу парламента. Мне необходимо увидеть Элисон Конингтон.
— Кто тебе сообщил, что ты найдешь ее здесь?
— А зачем сообщать? Ее нет в Конингтоне, значит, их предупредили обо мне, а Черити быстро сообразила, куда податься для полной безопасности. Где миледи?
— Наверху. Тебе нельзя к ней.
— Я настаиваю, сэр! Ее лживые слуги не расскажут мне, где найти то, что мне нужно, но я думаю, что миледи окажется не столь упрямой. Будьте добры послать за ней — или я должен сам отыскивать ее?
Джонас направился к лестнице, но остановился, увидев Черити. Она медленно спускалась по ступеням, глядя на него с глубоким презрением. И тон ее был под стать взгляду:
— О чем ты желаешь узнать, кузен, что не могут или не хотят рассказать тебе слуги в Конингтоне?
Он с неприязнью смотрел на нее, пораженный, как и отец, ее новым, зрелым обликом и разозленный этим.