Сволочей тоже жалко (сборник)
Шрифт:
Стасик стал избегать скандалов, а именно сократил посещения.
Лара стала преследовать его звонками. А однажды выследила, как детектив, путем наружной слежки и накрыла его в кафе Дома литераторов.
Она вошла в зал. Стасик сидел в мужской компании. Женщин там не было.
Лара вдруг заробела и села за свободный столик.
Стасик увидел ее. Подошел. Все понял и вызверился. Орать он не мог, все-таки общественное место, но лицо стало свирепым, глаза вылезли на лоб. Он ненавидел всякое насилие и принуждение. Он не позволял, чтобы его контролировали, шантажировали. Он слишком далеко впустил ее в свою жизнь.
– Я так больше не могу, – пролепетала Лара.
– Чего
– Я не могу так жить.
– Живи по-другому. Без меня.
Лара заплакала, скрючив лицо.
– Я тебе что-то обещал?
Лара плакала. На них начали обращать внимание.
– Я тебе ничего не обещал. Ты сама, все сама, и родила сама. А теперь стала ногой на горло и требуешь. Ты не имеешь права требовать.
Стасик говорил почти шепотом, но он кричал. И от этого беззвучного крика стыла кровь.
Подошел Шубин. Он был сильно навеселе. Узнал Лару.
– Идемте к нам, – позвал Шубин.
– Она занята, – ответил Стасик. – Ей надо идти домой.
Стасик отошел не попрощавшись.
Лара поднялась и пошла к выходу.
Стасик напился в этот вечер. Он осознавал, что был неоправданно груб. В какой-то степени – скотина. Но с Ларой по-хорошему нельзя. Она будет добиваться своего не мытьем, так катаньем. И добьется. И тогда старший сын отречется от отца. И внуки отплывут к другим берегам. А Стасик был силен именно сыном и внуками. Это были его ветки. А что за дерево без веток? Новый мальчик Алеша вызывал у Стасика тревогу, у них разница пятьдесят лет. Это почти правнук. Стар Стасик для отцовства. Что можно с него взять? Деньги. И он готов платить, и более того – хочет платить. Новый мальчик не будет нуждаться ни в чем. Надо заработать на настоящее и будущее. А для этого надо работать. Стасик готов работать и хочет работать. Замыслы толпятся, прорываются, как футбольные фанаты. Мысль просится к перу, перо к бумаге, и так далее…
Лида пригласила к себе родную сестру Клаву. Пожить вместе. Создать хоть какую-то видимость семьи, дома.
Стасик шастал туда-сюда. Лида никогда не знала: придет ночевать или не придет. Не могла привыкнуть, переживала.
С приездом Клавы жизнь стала более человеческой. Они вместе вели хозяйство, ходили на базар, варили борщик, смотрели телевизор.
К Стасику перестали обращаться по имени. Обращались так: «Ты бы…»
«Ты бы достал кофе, у нас уже целый месяц нет кофе». Или: «Ты бы заменил электрическую лампочку в прихожей, перегорела».
«А ты не можешь заменить?» – спрашивал Стасик.
«Я боюсь влезать на табуретку, – отвечала Лида. – У меня кружится голова».
За окном лил проливной дождь. Стасик собирался в театр на читку пьесы.
– Ты бы взял зонт, – предложила Клава.
– Не надо, – запретила Лида. – Он его все равно где-нибудь оставит.
– Но он промокнет.
– Промокнет, – соглашалась Лида. – Потом высохнет. Не растает.
Стасик уходил под проливной дождь. Он не бастовал против такого отношения. Он чувствовал свою вину перед семьей и смиренно переносил неуважение. Для других он был – редкий человеческий экземпляр, со звездой во лбу. Но дома… отбракованный товар, как перегоревшая лампочка. Лида демонстрировала свое пренебрежение, и все же… их связывало нечто необъяснимое. Может быть, даже трусость остаться друг без друга.
Лара страдала и приспосабливалась как могла. Она ушла с работы, забрала Алешу от дедушки с бабушкой. Полностью окунулась в материнство.
Стасик приходил два раза в неделю. Она лепила ему пельмени, которые он любил. Готовилась к его приходу как к празднику.
Каждый
Актрисы из театра знали, что Костин имеет способность соскакивать с романа. Вначале крутит прилюдно, у всех на голове, а потом соскакивает. Это его фирменный знак. Но Лара не верила. Он соскакивал, потому что не любил. А здесь он любит, здесь у него ребенок. Ребенок – это совсем другая история. Стасик никуда не денется.
Стасик увязал в своей побочной семье. Он уже приводил к ней друзей. Зимними вечерами играли в карты. Лара цвела – подавала, убирала, и все это было ей в радость и казалось началом новой жизни.
Но… Прошла зима, и еще одна зима, и еще одна зима – а воз и ныне там. Лара страдала и заливала страдание чем придется: вином, водкой, коньяком, а иногда всем вместе.
Мать Лары, Ольга Степановна, часто заставала такую душераздирающую картину: позднее утро, практически день, Алеша сидит в пижамке на маме и пытается раскрыть ей глаза. Приговаривает: «Мама, открой глазы». Но у Лары депрессия. Она не хочет открыть глазы и начинать новый день, еще один день в этой фальшивой, лживой жизни.
Ольга Степановна родила свою дочь для счастья, а не для того, чтобы ею пользовались, мучили и мызгали. Она бы оторвала этому Костину яйца, но опасалась конфликта. Костин оплачивает содержание Алеши и Лары, и отказаться от его денег – значит провалиться в нищету. Костин платил. А ведь мог и не платить. Значит, он не окончательный мерзавец. Просто сукин сын.
На что можно рассчитывать? Только на то, что Лида помрет.
Но Лида умирать не собиралась. Значит, Ларе остается стареть в любовницах, медленно спиваться и сидеть тихо.
Можно было, конечно, найти себе другое применение, но Лара умела только любить, и больше она не умела ничего. Умение любить – бесценный дар. Но в данном случае этот дар работал против нее. Так бывает.
Надвигался Новый год.
Лида требовала, чтобы Стасик оплатил столик в Доме кино. Там собиралась вся творческая интеллигенция. Зал вмещал в себя триста человек. Пусть все увидят Костина с женой и заткнутся.
Вообще-то творческой интеллигенции было плевать: с кем придет Костин, с женой или с любовницей. Не плевать было только Лиде и Ларе. И Стасику, разумеется. Он хотел остаться дома, встретить Новый год с Лидой и Клавой, в двенадцать часов поднять бокал с шампанским, прослушать бой курантов, а потом, через часок, смотаться к Ларе с бутылями и новогодними подарками. Так было каждый год, очень удобно. И волки сыты, и овцы целы. Не совсем, конечно, сыты волки. И овцы тоже с ободранным боком. И все-таки… Лара получала Стасика на целую новогоднюю ночь, на целую телевизионную программу и на весь следующий день. Можно поздно встать. Можно вообще не просыпаться, проваляться в кровати весь день. Это счастье.
Говорят, что северное сияние образуется из множества вольт, принадлежащих людям. Лара будет рядом с любимым, и в комнате будет искриться их личное северное сияние.
Стасик согласился на Дом кино, какая разница, откуда сбегать. Но сбежать не удалось. Неудобно было бросать Лиду и Клаву. Как-то уж совсем по-свински оставить двух близких и пожилых людей. К тому же набралось много знакомых, было весело. Бродили между столиками, братались, танцевали под оркестр.
Было много красивых женщин. Стасик ходил по залу, высматривал по привычке. У него был наметанный глаз бабника, и он высматривал стоящий экземпляр, даже если ему это не было нужно.