Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона
Шрифт:
– Накрылся наш выпускной, – раздался в тишине чей то грустный голос.
Дальше шел список погибших. В воздухе медленно проплывали незнакомые фамилии. И вдруг – Анна Ковалефф. Герман Ковалеф. Земля ушла из-под ног, я не мог поверить своим глазам. Но ведь этого не может быть, так не бывает. Это какая-то чудовищная ошибка.
– Нет, нет, нет, это неправда, – я все время набирал то маму, то папу, слыша только женский голос:
– Абонент временно недоступен, – в груди рос какой-то комок, подкрадывалось чувство тошноты. Словно через вату слышал, как пытается говорить со мной Алекс.
– Старина, только не молчи, – тряс он меня за плечи. До меня дозвонилась Линда:
– Яр, любимый, как ты? Я не знаю, что сказать, это ужасно.
Больше
Глава 9
Церемония прощания была предельно проста: в черную гранитную кладбищенскую стену были замурованы две урны, как мне сказали, с прахом моих родителей, но я-то понимал, что звездолет был сбит повстанцами в стратосфере и вряд ли от пассажиров хоть что-то могло остаться. Так даже легче, я не видел тел своих родителей и для себя решил, что они где-то далеко-далеко, вне зоны доступа. Ксендз зачитал молитву, пытаясь убедить всех присутствующих, что там, где они сейчас, им намного лучше. Рабочие замуровали урны и прикрепили бронзовые таблички. Имена моих родителей на табличках, здесь, на кладбище, смотрелись противоестественно. Линда в черных очках и в черном траурном платье все время жалась ко мне. Слева стоял Алекс со своими родителями, тетей Вандой и дядей Ежи. Дядя Роланд не смог прибыть на церемонию прощания по долгу службы. Рейх не простил такой пощечины и объявил войну сепаратистам. Он лишь выразил соболезнования и сказал, чтобы я не делал глупостей, родителей не вернуть, а жизнь продолжается и жить надо. Поочередно собравшиеся возлагали цветы, подходили ко мне, жали руку, хлопали по плечу, выражали слова скорби и сочувствия, а в моей душе клокотала злоба, я ненавидел Олерон. Всей душой ненавидел сепаратистов. Идя по гравийной дорожке с кладбища, я был поражен невероятной тишиной – ни единого шума, ни одного постороннего звука не доносилось с улицы. Само кладбище охраняло скорбный покой своих вечных постояльцев. Несмотря на то что не было даже намека на дуновение ветра, ярко-зеленые, изумрудные, такие бывают только весной, листья на деревьях и кустах неестественно трепетали, как будто души давно умерших пытались тебе то ли что-то рассказать, то ли о чем-то предупредить, и еще одуряющий аромат цветущей рижской сирени. Выйдя за кладбищенские ворота, я обратился к Алексу:
– Спасибо за то, что пришел, – мы обнялись. – У меня к тебе просьба.
– Все, что скажешь.
– Проводи, пожалуйста, Линду до дома, – Линда вскинула на меня вопросительный взгляд. – Прости, любимая, но мне надо побыть одному. Прошу тебя.
Линда обняла меня за шею своими гибкими прохладными руками:
– Я все понимаю, милый, – нежно поцеловала. – Все будет хорошо. Люблю тебя.
– Я тебя тоже.
До дома я добирался пешком, хоть на дворе и весна, но жарко не было, погода была пасмурная. Под стать моему настроению, огромные, тяжелые, похожие на гигантскую сахарную вату облака зависли в небе, никуда не двигаясь, давя своей тяжестью. Войдя в квартиру, меня опять окружила гнетущая тишина. Раздался зуммер голографона, заставив вздрогнуть. Звонил Алекс:
– Линду я проводил. Все в порядке.
– Спасибо, старина.
– Что намереваешься делать дальше?
– Я знаю, что буду делать. Завтра с утра иду в военную канцелярию – записываться в звездную пехоту. Хочу лично спросить с этих гадов за мать и за отца, они у меня за все ответят, клянусь, Алекс.
Он внимательно посмотрел на меня:
– Во сколько ты завтра идешь?
– К восьми утра.
– Я зайду за тобой, пойдем записываться вместе.
– Тебе зачем? Это не твоя война.
– Твои родители для меня были как родные, – и потом, как когда то в детстве, сказал: – Как я тебя одного брошу. Все, пока, не спорь, до завтра.
– До завтра.
Алекс отключился.
Бесцельно потоптавшись по большой
Глава 8.
На следующей день ровно в восемь мы с Алексом стояли перед дверью военной канцелярии. Внутри народу было немного. Встали в очередь. Над дверью загорелась зеленная надпись «Следующий». Я зашел в небольшой кабинет, посередине за столом сидел мужчина с погонами оберст-лейтенанта и усами а-ля Адольф Гитлер. Скрипучим голосом спросил:
– Желаете поступить на военную службу?
– Так точно.
Оберст-лейтенант оживился.
– Протяните левую руку к идентификационному окошечку в столе. Ага. Яр Ковалефф. Так, дата рождения, группа крови. О, да ты с отличием окончил звездную академию. Хорошо, обрадованно потер он руки Потому что пилоты нам нужны.
– Я хочу записаться в звездную пехоту.
– Я не понял?
– Я хочу в звездную пехоту.
Военком посмотрел на меня с сожалением, как на умалишенного.
– Зачем тебе это, парень?
– На «Гортензии» были мои родители.
– Не смею препятствовать. Распишись вот здесь, – сказал он, протянув мне контракт.
Даже не читая, я черканул свою подпись.
– Добро пожаловать в звездную пехоту, сынок. Завтра в 8.00 ты должен прибыть на сборный пункт по адресу: Маза Кална, 111, при себе иметь пару сменного белья, зубную щетку, обо всем остальном позаботится звездная пехота. Еще раз должен предупредить: в случае неявки в обусловленное место и время ты несешь уголовную ответственность по всей строгости закона. Контракт действует полтора года, выбыть из рядов звездной пехоты досрочно возможно только по причине смерти. Свободен.
Алекса я ждал недолго, он вышел, широко улыбаясь.
– Ну что? – спросил я.
– Порядок. Завтра в восемь на сборном пункте.
– А чего улыбаешься?
– Да военком как услышал, что хочу в звездную пехоту, сказал, что до меня здесь уже был один придурок, наверное, сегодня день дурака, у них корочки пилотов на руках, а они в звездную пехоту лезут. Дебилы. Ну, куда сейчас?
– Пойду соберу вещи, и с Линдой надо попрощаться. А ты?
– Тоже пойду вещи соберу. Ну что, до завтра?
– Давай, до завтра.
Глава 10
Подойдя к дому Линды и звоня в дверь, я даже не знал, как ей сообщить о том, что я поступил на службу. Разговор с Линдой был очень тяжелым.
– Ты что, с ума сошел?! Зачем тебе это надо? У Рейха достаточно профессиональных военных, которые знают, что делать.
– Ты не понимаешь. Война долго не продлится, а я обязан предъявить им свой личный счет.
– Какой счет? Ты обо мне подумал? Ты в первую очередь должен заботиться о нас, о нашем будущем, о будущем наших детей.
– Успокойся, милая, это ненадолго. Разобьем сепаратистов, и я вернусь. Пойми, любимая, ну не могу иначе. Они убили моих родителей. Я должен отомстить, этим гадам должен.
– Ничего ты не должен, – говорила Линда, размазывая тушь по щекам. – А если кому-то должен, то только мне.
Я крепко обнял ее, волна нежности и любви захлестнула меня. Я поцеловал ее в лоб, в сухие губы и мокрые от слез глаза, ощущая на своих губах соленый вкус. Она уткнулась мне в плечо, ее тело содрогалось от рыданий. Я гладил любимую по голове, стараясь хоть как то успокоить.