Свой среди чужих. В омуте истины

Дорба Иван Васильевич

— А теперь, друзья, давайте сядем за стол, и вы нам рас­скажете о том, что происходит в мире, а мы поделимся своими новостями, — попросила хозяйка.

На белоснежной скатерти-простыне расставлены тарелки, рюмки, какая-то рыба в большом блюде и пузатый графин с водкой.

—Прежде чем поделиться нашими маленькими тайнами, — начал я после второй рюмки, — хочу поведать о себе и о том, что довелось пережить за этот год во Франции и Германии, а потом, если сочтете возможным, послушаю вас.

Женщины закивали головами. Известно, что откровенность вызывает у собеседников ответную реакцию. И я начал свой рассказ о себе, своей деятельности в НТСНП, настроениях

бе­лой эмиграции в Югославии, о том, с какой целью был послан Байдалаковым в Париж. Как встретил там своего лицейского товарища Ивана Каткова—участника Сопротивления, как свела меня судьба с Жераром, Лили Каре, как надул Гуго Блайхера и намекнул о полученном от «Икс» задании, какую работу про­вести с военнопленными.

Они слушали меня затаив дыхание. Поражал раскрывавший­ся иной мир. А Тамара то и дело подкладывала мне в тарелку и подливала в рюмку, каждый раз касаясь коленом моей ноги, что все больше развязывало мне язык.

— Мы, как солдаты в окопах, «исповедуемся» друг перед другом, — начала после недолгой паузы историю своей жизни

Околович. — Вы, Иван Васильевич, родились в помещичьей усадьбе, селении с поэтическим названием Бандуровка, а я, дочь священника, — в небольшом эстонском городке Аренбурге. По сравнению с вашей моя жизнь скучна и однообразна. Отец, не стану о нем говорить, тяжело... Помогали старшая сестра, дядя, ныне арестованный немцами в связи с убийством заместителя бургомистра Витебска Брандта. Училась, стала врачом и к нача­лу войны получила назначение врача-ординатора туберкулезной больницы имени Кагановича, на Марковщине. Одиннадцатого июля сорок первого года вошли немцы, и с этого момента я очу­тилась на оккупированной территории. Восемнадцатого июля был объявлен приказ о явке всего медперсонала в немецкую комендатуру.

—Все было так неожиданно, все так верили в сталинское «ни шагу» и вдруг — такое! — вмешалась Мария Афанасьевна.

— Я решила вместе с легко раненным и скрывающимся у нас в больнице офицером, — продолжала Ксения, — перейти линию фронта. И мы отправились по Смоленскому шоссе до Рудни. И уже надеялись на успех, как нас километрах в пят­надцати за городом остановил немецкий патруль и «в связи с военными действиями» приказал возвращаться. Объяснила я свое отсутствие тем, что навещала больного в деревне и простудилась. На другой день, узнав о моем прибытии, назна­ченный немцами заведующий горздравом Купреев, поговорив со мной, решил назначить меня главврачом Второй городской больницы. Вскоре посетил меня брат, Георгий, и познакомил с белоэмигрантом Николаем Федоровичем Гункиным, который вскоре занял пост начальника паспортного стола. Под предлогом наличия в больнице тяжело раненных нетранспортабельных больных, я попросила предоставить мне право являться лично и оформлять документы. Разрешение я получила и, пользуясь им, имела возможность под видом паспортов больных пере­регистрировать большое количество паспортов, нужных мне для оказания помощи целому ряду советских граждан. У нас уже имеется десять конспиративных квартир. Мы все больше и больше бойцов переправляем к партизанам. Восьмого меня вызвали в деревню Курино, где со мной вел долгую беседу на­чальник разведывательного отряда Ефимов, с которым, надеюсь, вы еще познакомитесь, и дал ряд заданий.

Околович поднялась, подошла к буфету, что-то отодвинула и, вытащив флакон с прикрепленным к нему рецептом, про­читала:

«Первое—указать на плане Витебска сгоревшие кварталы, а на сохранившихся отметить размещение штабов, частей и ог­невых точек. Второе — следить за продвижением войск и особо тщательно за прибытием химкоманд. Добыть

противогаз.

Третье — узнать структуру, методы работа и вооружение полиции. Установить ее личный состав и политическую харак­теристику отдельных работников.

Четвертое — установить, какие цели ставит перед собой руководящий состав организующегося Белорусского народного дома.

Пятое — составить список кандидатов и комсомольцев, оставшихся в Витебске, с указанием их политических настрое­ний.

Шестое — раздобывать и снабжать отряд образцами фа­шистской литературы, приказами.

Седьмое — дать полные сведения об административных работниках русской типографии, их политнастроениях, о корреспондентах газеты "Новый путь" Витбиче, Горском и Андрееве».

Она положила пузырек с рецептом обратно и, остановив­шись возле меня, заметила:

— Не думайте, что я такая дура и там все так и написано! Дудки! Да, кое-что уже сделано, я надеюсь, что вы с товарища­ми поможете. А о полковнике Тищенко и его группе расскажет Тамара, она водила их к партизанам.

—Расскажу по дороге в Курьино, хорошо? Ха-ха-ха! Берете меня за проводника? — и озорно сверкнула глазами.

— Я думаю задержаться в Витебске еще несколько дней и за это время постараюсь собрать нужные сведения, полагаю, мне удастся выполнить по пунктам все!

— Все не надо. Кое-что уже сделано. Марии Афанасьевне удалось узнать о том, какие цели преследует Белорусский на­родный дом, а теперь она занята составлением списка комсо­мольцев...

Вдруг послышались выстрелы, потом прозвучала автоматная очередь.

— Это у кирпичного завода стреляют! — определила Тама­ра. — Который уже раз, — она взглянула на часы. — Половина одиннадцатого. Через десять минут на нашей улице появится патруль. Немчура в своей точности до идиотства доходит. Все, кому нужно, знают, когда и где ходят фрицы.

Мы встали и направились к окну, выходившему на Вете­ринарную. Ксения погасила лампу и раздвинула широко тяже­лую портьеру. Сверху неосвещенная улица проглядывалась с трудом.

Тамара, поглядывая из окна на улицу, принялась рассказы­вать, как, пользуясь скрупулезной точностью немцев, особенно баварцев, — а их видно по красным сытым рожам, — она уже знает, когда и как почти безопасно идти через Витебские во­рота.

— А там рукой подать до Четвертой ударной армии генерал-полковника Еременко. Мне рассказывали, что в районе Понизовье—Лионозово—Рудня командованию 358-й стрел­ковой дивизии партизаны сообщают данные о расположении вражеских частей да еще поставляют фураж...

— Во! Смотрите! — воскликнула Околович, ткнув пальцем в сторону улицы.

По мостовой шагали, с автоматами на плечах, три немца в касках.

Я стал прощаться. Договорились о новой встрече и о том, что примерно через неделю Тамара поведет нашу группу через Витебские ворота.

7

За городом царила весна. Проснувшийся от зимней спячки лес был полон жизни. На деревьях распускались листья. С гром­ким щебетом летали птицы. Где-то куковала кукушка. Солнце весело проглядывало сквозь бледно-изумрудную зелень крон кленов, тополей, ясеней, и только могучие дубы, собираясь с силами, набирали почки. В лощинах, у старых пней мелькали семейки коричневых сморчков. Лужайки и открытые полянки, залитые светом, напоминали персидские ковры: ярко-желтые лютики, одуванчики, темно-фиолетовые колокольчики, красные наперстянки и буковицы, розовый клевер... над ним роились разноцветные бабочки, толклись столбами мошки, летали осы. А в траве копошились букашки.