Своя дорога
Шрифт:
– Агаи, а Викки колдун? – спросил словно невзначай.
– Как и все сирин, не больше, не меньше, – пожал плечами волшебник, сменив в одно мгновение испуг на веру в благополучный исход разговора.
– И что, он колдует?
– Н-наверное, – неуверенно ответил волшебник и уставился на меня с любопытством. – А почему тебя это так интересует?
Теперь пришла моя очередь пожимать плечами:
– Он столько лет волшебствует под носом у королевских магов, и никто его не обнаружил, а ты поколдовал лишь один раз, и тебя тут же раскусили. Не знаешь почему?
Волшебник зябко поежился:
– Не знаю. Наверное, его учили заметать
Мудрый господин, вот только за сыном недоглядел.
– А как в соглядатаи попал?
– У нас в доме иногда собирались соплеменники и говорили… на разные темы, – покорно ответил сирин.
Понятно, дальше и слушать не стоит. История домашних бунтарей всегда одинакова: пока взрослые занимались словоблудием, мальчишка ловил каждое слово, мечтая о возвращении былого величия своего народа, и грезил подвигами. Страдал, слушая наветы сверстников и не имея возможности доказать правоту. А потом подрос и стал с юношеской горячностью встревать в разговор. И в один прекрасный день или вечер старый приятель отца предложил ему послужить во благо угнетенного народа сирин. А этот молодой лопух со своей проклятой наивностью и идеалами конечно же уши развесил и согласился. И что теперь с ним, спрашивается, делать? Ведь не бросать же их, в самом деле! Вон и девочка замерла испуганным зверьком, слушая нашу перепалку, только глаза полны набежавших слез.
И почему я чувствую ответственность за эту малышку?
А пошло бы оно все в одно место!
– Еще раз соврешь – пеняй на себя, – пообещал я сирин и стал пробиваться к рулю, менять Доро.
Наш проводник со времени появления гонца не произнес ни слова, вероятно, в надежде узнать побольше. Однако у руля парня не оказалось. Пришлось подойти вплотную, прежде чем я увидел учинарку – юноша лежал на дне лодки, сжавшись в комок и прикрывшись перевернутой корзиной, которую мы использовали для пойманной рыбы.
– Доро! – позвал я его. – Ты чего под ногами валяешься?
Туземец стащил корзину, испуганно покрутил головой и спросил:
– Он улетать?
– Давно уже, – успокоил мальчишку и поинтересовался: – Почему боишься?
– Доро не бояться! – тут же выпрямился учинарку. – Доро отдыхать!
Я подавил усмешку и серьезно сказал:
– Раз ты устал, пора меняться.
А потом крикнул волшебнику:
– Агаи! Если снова уползешь в дом, завтра точно сойду на берег! Хватит без дела валяться, садись рыбу ловить!
Юноша тут же схватился за удилище.
Однако действенный способ – купание в холодной воде. Почти такой же, как ловля на обмане.
И снова потекли дни, похожие один на другой. Сирин окончательно пришел в себя, смирившись с фактом, что Таниты больше нет рядом, хотя от мысли оживить оборотня не отказался. Ну и хорошо. Будет чем заняться, когда привезем девочку в город.
Неторопливое путешествие по реке малышке нравилось. Она возилась со своими игрушками у наших ног или пыталась ловить рыбу. Доро в такие моменты сильно переживал за свою снасть, собранную из плетеного конского волоса и бронзовых крючков.
Очевидно, и то и другое учинарки выменивали или покупали у степняков. (Кузниц на островах я не увидел, да и лошадь там была только наша. И чтоб мне на стаю упырей в своем доме нарваться, но степняки получат жеребца
В итоге юный рыбак смастерил из короткой палки маленькую удочку, прикрепив к ней крючок без волосяного шнурка. Что и говорить – сообразительный паренек: и снасть сберег, и ребенка не обидел. Рыба в огромной реке была непуганая и очень прожорливая – для ловли годилось и такое удилище.
Течение медленно влекло нашу лодку дальше. Дни стояли безветренные, так что парус, сплетенный все из того же тростника, пользы не приносил. За весла мы садились не каждый день: спешить было некуда.
Стая вервольфов, которую пустили вдогонку, оставалась пока угрозой лишь на бумаге. Вампиры тоже не появлялись. Они не полезут в открытый бой, да еще на реке. Я бы на их месте попытался выкрасть девочку в ближайшем городе, где много народу и легко затеряться. Так что тревожиться пока не стоило.
Время от времени мы встречали плавучие деревеньки – кроме учинарков, вдоль берегов никто не жил, мешал таинственный лесной дух. Весьма полезное для маленьких рыбаков создание: из-за его ночного буйства никто на земли учинарков не зарился.
В Агаи наконец проснулось любопытство, и он пристал к Доро как репей, выспрашивая про обычаи речного народа. Наш проводник блаженствовал, купаясь в океане внимания. Но иногда Агаи словно отключался, погружаясь в собственные тоскливые мысли. Углы губ юноши опускались вниз, глаза заполняла смертная тоска, а тонкие длинные пальцы тянулись к горлу, пытаясь остановить рвущееся рыдание. Непросто приходилось парню в последнее время. Ничего, это только умирать легко, а жить всегда трудно.
На восьмой день странствования у нас появилось сопровождение – странные животные, похожие на больших рыб, но покрытых не чешуей, а глянцевой кожей. Они играли друг с другом в мелких волнах, поднимая маленькие фонтаны брызг при выдохе, и переговаривались трескучими голосами. Доро сказал, что это тоже учинарки, только ушедшие в реку.
Поразмыслив над его словами, мы с Агаи решили – туземцы верят в то, что после смерти они воскресают, обращаясь в речных зверей.
Наши новые попутчики с удовольствием подставляли погладить свои гладкие бока и не отказывались от угощения – мелкой рыбки, миновавшей котел. Морра баловала их, таская не только мелкую рыбу, но и ту, которая годилась для ухи, стоило нам только отвернуться. Мы ее не ругали: пусть ребенок развлекается, а еды на всех хватит.
Иногда речные учинарки дружно срывались с места, уплывая на полдня, но к ночи обязательно возвращались. Доро важно объяснил, что они оберегают нас и теперь не отстанут до конца пути. Слова мальчишки мне понравились – просто замечательно, если рядом крутятся существа, способные заменить сторожевых собак. Пусть даже в них нет особой нужды.
И была бы полная идиллия, если бы меня не терзало желание вспомнить, где я видел эту проклятую родинку. Понятно, что не в кровати – я не спал с хозяйкой приметного пятнышка, иначе легко узнал бы. Не так много женщин было в моей жизни, а если точнее – совсем мало. Нет, я видел эту отметину мельком. В вырезе декольте. Я отлично помнил, как это выглядело – низкий, украшенный дорогим кружевом лиф, оголенная чуть ли не до самых сосков грудь, которую торопливо прикрыли накидкой от нескромного взгляда. Моего, очевидно. Понятно, что это произошло во дворце: наряд дорогой, а кружево стоит баснословных денег. Но хоть убейте, не могу вспомнить того, что находилось выше лифа!