Своя игра. Тетралогия
Шрифт:
Отдалившись от храма на дневной переход, мы наконец вышли точно на проложенный духами лабиринта маршрут к некрополю. Мне показалось, будто деревья и кусты на нашем пути растут как-то не так – слишком редко, в отличие от того, что наблюдалось справа и слева. В одном месте, где ливнем смыло верхний слой почвы, заметил выступающие из земли массивные каменные плиты вроде тех, что служили покрытием Разбойничьего тракта.
«Западная военная дорога Гинкмарского королевства, – выскочило описание. – Будь осторожен, странник! Она давно не охраняется богами-покровителями путешествующих. Вместо следящих за порядком патрулей ты встретишь
Я сверился с маршрутом – почти на всем протяжении он совпадал именно с этой дорогой. Еще одна тропа войны. Только не тайная и ныне действующая, как Южная в Оргое, а официальная, очень старая и всеми забытая.
– Если идти ею до конца, она выведет нас к заброшенной столице Гинкмара, – сказал Люцифер, уловивший мои мысли. – Военные дороги любых держав всегда ведут только в столицы.
– Почему же тогда в Оргое такие дороги сходятся к Каритеку? – удивился я.
– Потому, что когда-то он и был столицей королевства. И само оно называлось Каритекским, а не Оргойским. Разве тебя не удивляло, что Генриха принято именовать «его высочество», хотя такое обращение используется лишь по отношению к членам королевских семей, в основном к принцам и принцессам?
– Ну-у-у, знаешь ли! Я в подобных тонкостях и близко не разбираюсь!
– А пора бы уже, – ворчливо заметил Люцифер. – Так вот: Генрих – принц крови, последний из представителей старого королевского дома. Его мать умерла при родах, а отец – когда мальчику было всего два года. Опекуном стал Бальдур – и оттерев законного наследника, сам сел на трон.
– Вон оно что! И как восприняли смену династии оргойские… то есть тогда еще каритекские дворяне?
– Многие были недовольны. Более того – возмущены. Однако к тому времени, когда стало ясно, что Бальдур узурпировал престол и по доброй воле от власти не откажется, он уже успел показать себя великолепным правителем, за что и получил свое прозвище. Собственно, лучшего владыки у государства не было за всю его историю. Число сторонников достигшего совершеннолетия принца постепенно уменьшалось, а Бальдура – наоборот, росло. С каждым годом становилась реальнее угроза войны с империей. Все знали, что столкновение неизбежно произойдет, а перед этим случилось еще несколько войн, в каждой из которых Бальдур показал себя блестящим главнокомандующим… В общем, в конце концов Генрих оказался вынужден отречься от короны. Под его рукой осталась лишь бывшая столичная область. Доходы с нее не могли обеспечить равное былому благополучие Каритека, привыкшего жить на широкую ногу. Раньше в город стекались деньги со всей страны, экономить их не очень умели. Пришлось научиться, а пока учились, Каритек изрядно обветшал.
– А потом?
– Потом Генрих нашел Герхарда, и вскоре тот стал главным магом. Бальдура запустение бывшей столицы и бедность Генриха вполне устраивали. И герцогу пришлось изворачиваться как ужу в петле, чтобы поправлять свои дела, одновременно избегая королевских санкций. Понятно, что Бальдур был бы не прочь совсем избавиться от претендента на престол, и не сделал этого лишь потому, что сделать никак не мог. А теперь попал в зависимость от него, словно чересчур увлекшийся курением талмифоры колдун. Генрих полностью себя обезопасил постоянной отправкой рекрутов на войну и бесчисленных накопителей с маной в столицу. Без того и другого державе уже не обойтись. Дворянство
– Солидарен с Филиппом. Хотя согласно официальной версии как раз я его и отравил, порушив в самую тяжкую для страны годину сей столп пламенного патриотизма. Я, видишь ли, несмотря ни на что, в том числе и на сей гнусный поклеп, поддерживаю оргойцев. Не они ведь напали на империю – она на них. А они выстояли. И продолжают держаться, хоть слабее.
Впереди показалась вроде бы полянка. На самом деле – перекресток Западной военной дороги с еще какой-то. Тоже мощеной, а значит, бывшей некогда важной. Невидимые каменные плиты мешали растительности полностью захватить и ее. Слева возвышался обелиск с надписями, заменявший дорожный указатель. Но не он привлек мое внимание, а легкое дрожание воздуха на перекрестке, словно над асфальтом в солнечный день. Чего происходить точно не могло. Лесная подстилка не нагревается как асфальт. Особенно под кронами деревьев, и когда небо в тучах
– Ты это видишь? – спросил я, останавливая некрокиборга.
– Что именно? – уточнил Люцифер.
– Значит, не видишь. Иначе понял бы, что мне не нравится.
– Если тебе что-то не нравится, мне оно тоже не нравится. Объехать его можно?
– Можно. Однако я хочу знать, что это такое. Постоянно тут висит или только возникло? Как бы не поволочилось за нами следом, если вздумаем его избегать.
Я вытащил из колчана стрелу и приготовил лук для стрельбы через смотровую щель. Искать потом по зарослям арбалетный болт было бы проще – так он и стоит дороже, и расстроишься больше, коли все же не найдешь. А если предчувствие меня не обманывает, после пролета по перекрестку любой снаряд окажется потерян.
– Отойди назад! – приказал я Люциферу. – За костомеха.
Конь послушался. Я выпустил стрелу – она нырнула в подозрительное марево и исчезла в ярчайшей вспышке. Громыхнуло как при взрыве крупнокалиберного снаряда. Деревья вокруг качнулись, точно пытаясь уклониться от летящих в них языков пламени. Когда рассеялся легкий дымок, ничего подозрительного впереди уже не было. Воздух вел себя как обычно. То есть стал прозрачным. Не дрожал, не искажался, не напоминал о своем существовании другим образом.
Я подождал возобновления убийственного феномена. Не дождался, и вывел костомеха на перекресток. «Говорящие часы» поздравили меня с улучшением сверхчувственного восприятия и предложили посмотреть прогресс отдельных навыков, подкорректировать приоритеты при необходимости. Я отказался. Мне еще с этим восприятием разбираться и разбираться. Пока и так шикарно, без коррекции. А изменишь что-нибудь от балды – может, уже не настолько шикарно будет. И на следующем перекрестке от нас мокрого места не останется – все испарится.
Надписи на обелиске были сплошь на незнакомых языках: обычай писать сперва на общем языке, а уж потом на остальных, в Гинкмарском королевстве игнорировали. Ковыряться в базах и мучаться с переводом я не стал – все равно написанное давно не актуально, а лингвистических способностей у меня как у землекопа. Но сам обелиск напомнил кое-что читанное в детстве. О витязе на распутье.
– И поехал он по дороженьке, где убиту быть, – пробормотал я.
– Это ты какое-то сказание цитируешь? – спросил Люцифер.