Своя игра. Тетралогия

Соколов Юрий Юрьевич

Избавившись от еще остававшихся у нас трофеев, мы с Люцифером бросили пустую волокушу на площади и немедленно выдвинулись в сторону городских ворот, расположенных напротив часовни путешествующих. Мы не пошли через них в город, поскольку стан Грюнберга располагался слишком близко, но теперь позиции удобнее не пожелаешь. Надвратная башня сохранилась хорошо. Проезд сквозь нее напоминал темную подворотню из фильма про грабителей, и я ощутил себя настоящим бандитом, готовящимся кое-кого потрясти. Окончательно войти в образ помешало то, что я сидел в седле.

– Береги себя! – сказал Люцифер. – Знаю, тебе хочется лично поквитаться с

Гуго. Однако будет печально пасть в сражении, имея такой перевес в силах.

– Не беспокойся, – ответил я. – Представится возможность – поквитаюсь. А нет – так нет. Я не хочу чтобы союзницы порвали меня в пылу схватки, приняв не за того.

– Как раз об этом можешь не волноваться. У фурий превосходная память. Будь спокоен, они не спутают тебя ни с кем другим. И меня с другой лошадью не спутают.

– Да-а-а? Отлично! Тогда поступим так. Если я правильно понял, фурии не станут убивать воинов Грюнберга только для того, чтоб убить, и не будут добивать раненых. Разделимся: ты как раз и займешься добиванием, а я… А я – как придется. Ребята Гуго еще только глаза продирают; поможем же им зарядиться бодростью на целый день! Чтоб оставшиеся в живых улепетывали не останавливаясь до самого вечера!

Со стороны Дома приговоров донесся нарастающий шум крыльев, и секунду спустя развернувшаяся полумесяцем стая старухособакомышей штормовым шквалом прошла над крепостной стеной. С разрушенных временем зубцов наверху посыпались мелкие камни. Изогнутый атакующий строй мстительниц изогнулся еще сильнее, превращаясь в двузубую вилку. Ее острия нацелились вниз и вонзились в лес.

– После боя встречаемся в разгромленном лагере! – бросил я Люциферу уже на скаку. – Девчонки настроились решительно, и я не сомневаюсь, что он будет разгромлен!

Последние мои слова заглушил пронзительный визг фурий, сквозь который едва пробивались испуганные вопли потерпевших. Промчавшись по чаще галопом три сотни метров, я спрыгнул с Люцифера и ринулся в свалку. Пусть он потом ругает меня за безрассудство, но я не в состоянии соблюдать осторожность и прятаться за спинами баб, даже таких безобразных и воинственных. И просто руки чешутся!

Как я и предполагал, лагерь лишь начал пробуждаться. И хотя Грюнберг держал на часах шестерых бойцов, песенка отряда была спета. Только эти шестеро и оказались в полном вооружении. Остальные метались полуодетыми, отмахиваясь от фурий мечами, топорами и палицами, и одновременно пытаясь натянуть на себя хоть что-то из брони. Дергались полотнища поваленных палаток, накрывшие тех, кто не успел выскочить наружу. Дико ржали стреноженные на ночь лошади. Они неловко скакали почти на месте, лягались свободными задними ногами, застревали в кустах, падали, силились подняться. Те из них, которым удалось порвать путы, носились по лагерю кругами, сбивая с ног всех, кто попадался им на дороге или пытался поймать. Достойные укрытия у Оленьего камня отсутствовали, а сам он оказался обычным валуном, не слишком даже большим. Использовать его каким-либо образом для обороны было невозможно.

Фурии яростно наседали сверху. Они маневрировали меж деревьев с такой скоростью и бесстрашием, словно некие силы отталкивания мешали им врезаться в стволы и ветви. Я наметил себе бездоспешного воина, ловко отбивавшегося от сторонниц воздаяния коротким копьем, и кинулся на него со спины. Он меня почувствовал, развернулся и успел раз восемь попробовать прочность моей кольчуги, прежде чем я попал по нему мечом. Правда, попал удачно: сразу отсек голову.

«Вы убили воина сорок седьмого уровня!..»

Повезло! Будь на нем что-то прочней шнурка для амулетов на шее и холщовой рубахи, системное сообщение пришло

бы ему. Но где поздравления и порция кайфа? Воин более чем на десять уровней выше меня… Впрочем, что это я раскатал губу? После встречи с Раймондо ничего выдающегося не сделано. Не накапало мне пока на тридцать третий. Умерь аппетиты, Ваня, – ты давно не в той поре, когда за единственный труп новый уровень дают. Даже за труп с высокими показателями. Смирись и работай дальше.

Рослый и плечистый латник с арбалетом заметил гибель товарища, отвлекся от стрельбы по фуриям и прицелился мне в живот. Я подставил под выстрел щит – болт не долетел до него буквально на волос, развернулся на сто восемьдесят градусов, полетел обратно и вонзился арбалетчику между ребер.

«Вы повторно использовали тайные свойства Идельменгера. Вероятность отражения урона возрастает на 0,3 %. Остальные подробности все еще скрыты от вас. Продолжайте использовать щит, чтобы получать больше информации».

Опять проявили себя скрытые характеристики. Интересно, фига на щите помогла их активизировать?

Я подбежал к стрелку и рубанул его по шлему, казавшемуся не слишком прочным. Меч с первого удара шлем не взял, а от второго воин прикрылся арбалетом. Тогда я отступил и сделал прямой выпад, целясь в уже пробитое болтом место на латах. Получилось: меч со скрежетом вошел в отверстие, расширяя его, проткнул тело и достал позвоночник.

«Вы убили воина сорок четвертого уровня! Навык владения мечом улучшен на 1 %. Точность колющих ударов возрастает на 2 %».

Люцифер тоже не зевал: крутился на периферии сражения, помогая раненым парням Гуго стать мертвыми. Фурии пока никого не потеряли убитыми, но некоторые выбыли из схватки. Получив серьезные ранения, они взмывали вверх и улетали в город. Натиск остальных не слабел ни на миг, и дружина Грюнберга не выдержала – ударилась в бегство.

Трое уцелевших латников и немногие сохранившие присутствие духа бездоспешные тщетно призывали соратников отступать организованно. Среди общей паники я наконец разглядел виконта: ему удалось напялить на себя поддоспешную рубаху, шлем, и поймать лошадь. Теперь он скакал на ней по кустам зигзагами, ругал проклятых трусов, ободрял храбрецов и оповещал тех и других о сборе у какого-то старого священного вяза.

Я вложил меч в ножны, забросил за спину щит и прицелился из лука. Поддоспешница Грюнберга обладала прочностью среднего качества лат; все, что мне удалось, – это ранить его с третьего выстрела в ничем не защищенное бедро. Он развернул лошадь и погнал ее на меня, поднимая меч и заваливаясь назад для удара. Я отпрыгнул вправо, чтобы лишить противника возможности рубить с руки, бросил лук, выхватил меч и подсек лошади переднюю левую ногу. Грюнберг грохнулся на меня, мы оба упали, раскатились в стороны, вскочили, он замахнулся, – но продолжить поединок нам не удалось. Не признававшие частных разборок в групповой свалке фурии навалились на виконта и заставили его отступить, а затем и побежать. Я метнул ему вслед топор, не особо надеясь попасть, – я не индеец из книжек Фенимора Купера. Однако не только попал, но и ранил Грюнберга: лезвие прорубило-таки нестандартно крепкую подкольчужницу и вошло виконту под лопатку. Чуть-чуть вошло, только кончиком, но отныне я могу считать себя последним из могикан! Грюнберг взревел, обернулся на бегу и врезался башкой в низкую ветку. Шлем слетел с головы, топор выпал из спины, заложившая вираж у самой земли фурия со вкусом куснула виконта в ногу, вырвав кусок мяса. Грюнберг взревел громче, пригнулся и скрылся в кустах. Я решил не догонять – бегал он быстро, раны для своего уровня получил легкие, и мог организовать в зарослях роковую для меня встречу.