Своя на чужой территории
Шрифт:
– А вы кто? – поинтересовался Тымчишин у стоящей рядом женщины, словно был тут самым главным действующим лицом.
– Я, между прочим, директор гостиницы! – обиженно сообщила блондинка и пожевала губами. – А ваша Юля, – женщина показала пальцем на Сорневу, – у меня номера для актеров бронировала. А оно вот как получилось… – Директриса явно была возмущена безобразным поведением оператора, посмевшего умереть в ее гостинице.
– Ну, кто ж знал? – Вадик не давал своих в обиду. – Они же кино снимать приехали, а не
Луиза Юнис продолжала плакать: ей и Алика было жалко, и себя саму.
Все летит в тартарары! Как снимать дальше с одним оператором? Весь съемочный процесс под угрозой. Ее не только не похвалят за организаторские способности, но могут и уволить, а для нее это катастрофа: она без кино, как без воздуха – не сможет дышать.
Но, конечно, Алика было жальче. Она-то жива… Девушка сразу поняла, как только увидела лежащее на полу тело, что оператор бесповоротно мертв. Она пыталась нащупать пульс, но рука была холодной и безжизненной.
Юлька, в свою очередь, думала о том, как хрупка грань между жизнью и смертью. Кошмар! Еще недавно оператор был живой: пил пиво, строил планы на будущее, и вот…
– Может, сердце? – решилась спросить она у врача.
– Нет, это убийство, – мрачно ответил тот. – Вашего коллегу убили.
В комнате повисла гнетущая тишина. Было слышно, как шуршат лежащие на карнизе за окном листья. Побледневшее лицо директора гостиницы цветом практически сравнялось с платиновой шевелюрой.
– Вот убийства нам не хватало! – воскликнула она.
Тут Юлька взяла себя в руки и вспомнила о профессиональном долге.
– Луиза, вспоминай, что вы делали вчера! – обратилась она к заплаканной девушке. Потом обошла вокруг лежащего тела несколько раз.
– Да я и не забывала… – обиделась Юнис. – Надо Усольцеву срочно звонить. Вот беда! Что же теперь будет?!
– Луиза, это важно! Расскажи про вчерашний день! – не отставала Юлька.
– Первый день съемок – это всегда раскачка. До обеда ты нам экскурсию по городу организовывала…
– Так это же всего на полтора часа, не больше.
– Мы в музее задержались: чай пили там, с какими-то ветеранами фотографировались…
– Не тяни, давай дальше! – Юля была нетерпелива: убийство кинооператора – это вам не рядовой скандал в шоу-бизнесе!
– Дальше работали. Съемки были на натуре, на поляне в парке, которую мы с тобой накануне смотрели.
– Царев был с вами?
– Конечно, он снимал. Еще гудел все время – света ему мало было. Теперь ничего не надо – ни света, ни кадра…
– В музее он тоже был?
– Был. Знаешь, я вспомнила! Алик же ваш, местный!
– Как наш? Ты ничего об этом не говорила.
– А ты не спрашивала, да я и сама не знала. Мы когда по городу в автобусе ехали, он со мной рядом сидел, в окно смотрел и как-то тихо сказал: «Вот там был мой дом, а рядом школа».
– Ты ничего не путаешь? – хором спросили Юля и Вадик.
– Да не путаю, не путаю.
Врач «Скорой помощи» тем временем закончил осмотр, снял перчатки и закрыл свой чемоданчик.
– Полицию дождемся. Здесь для них работа.
– Я старшая группы – Луиза Юнис. Скажите мне, что произошло, мне надо в продюсерский центр срочно докладывать.
– Успеете еще доложить. Я сначала с полицейскими переговорю. Впрочем, скрывать особо нечего. Смерть насильственная, наступила от удушения. Вашего коллегу сначала ударили по голове, оглушили, а потом задушили. На шее имеются кровоподтеки, переломы хрящей гортани. Все остальное только после вскрытия.
Луиза снова зарыдала. Она впервые видела труп так близко, и это было не киношное представление, а настоящая, реальная жизнь. Раньше смерть существовала где-то далеко от нее: на экранах телевизоров, на страницах газет, но чтобы вот так…
– Алик! Ну почему?!
– А вот и полиция, – врач обернулся к входящим в номер мужчинам.
Следственная группа состояла из пяти человек – вроде бы немало, но, войдя в помещение, они словно растворились в гостиничном номере, поскольку каждый немедленно занялся своим делом: один осматривал труп и проверял содержимое карманов, другой фотографировал, третий с помощью пинцета складывал в прозрачные пакетики предположительные улики вроде волос. Еще один о чем-то тихо говорил с врачом, держа в руках протокол. В это время эксперт обрабатывал ладони погибшего дактилоскопической пленкой, производил забор проб воздуха и упаковывал в пакеты стаканы, стоявшие на тумбочке.
– Следователь Сергей Уткин. А вы кто будете, молодые люди? – враждебно обратился к Юле и Вадику невысокий тщедушный мужчина.
Тымчишин, наблюдавший за работой следователей, ответил ему в тон:
– Мы те, кто вам всегда не нравится. Журналисты местной газеты.
Вадим своей неприязни к следакам не скрывал. Впрочем, неприязнь была взаимной. Каждая из сторон обвиняла противников, мол, только и делают, что «вставляют палки в колеса» и мешают работать.
– Очень интересное заключение, – раздраженно сказал следователь. – А здесь вы с какой целью? Сенсацию караулите?
Луиза поспешила снять напряжение.
– Меня зовут Луиза Юнис. Алик Царев… покойный… работал со мной. Это местные журналисты, наши друзья, я просила их приехать.
– Зачем вы просили? Могу я посмотреть их документы? Паспорт, например. И зачем нам тут журналисты? Я их не звал.
Пока Луиза объяснялась, Юля обдумывала свежую неожиданную информацию. Оказывается, Алик Царев был родом из ее родного города, но признаваться в этом не спешил. Или просто не считал нужным? Сорнева знала сколько угодно случаев, когда люди не хотят возвращаться в город своего детства. Причины бывают разными: и боязнь разочарований, и нежелание воскрешать в памяти события, ранящие душу до сих пор.