Своя правда
Шрифт:
– И ребенок замечательный, - добавила Анна.
– Какой ребенок?
– не поняла Ирина.
Этот вопрос она уже задавала однажды Джамалу. И у нее было то же выражение лица.
– Сын Кямала. У него врожденный порок сердца. Они приедут в Москву на операцию.
– С женой?
– сумрачно спросила Ирина.
– Не знаю. Наверное...
Вошли в дом. На столе стояли пироги: с мясом, с капустой и с черникой. На плите изнемогал сложный суп с самодельной лапшой.
Когда
Уселись за стол.
– А кто их позвал?
– спросила Ирина.
– Что значит "позвал"? Их же не в гости позвали. По медицинским показаниям.
– А ты при чем?
– Я - врач. Кямал попросил, я помогла. А что? Не надо было?
Ирина поджала губы. Анна - это ЕЕ человек. Ее территория. И Кямал позволил себе тащить ТУ, предательскую, жизнь на территорию Ирины.
Анна отправила в рот ложку супа. Закрыла глаза от наслаждения. В этом изысканном ужине пряталась вся любовь и забота Ирины. И легкое тщеславие: "Вот как я могу".
– Это не суп, - подтвердила Анна.
– Это песня.
– А что он сказал?
– спросила Ирина.
– Кто?
Ничего себе вопрос.
– Кямал, - напомнила Ирина.
– Ничего. Спросил: сколько стоит операция в Америке.
– А мне что-нибудь передал?
– Передал: спасибо...
– "За вас" Анна опустила. Это могло быть обидно. Хотя и просто "спасибо" - тоже обидно после всего, что было.
Ирина опустила глаза.
– Если вы любили друг друга, то почему не поженились?
– простодушно спросила Анна.
– У него другая вера, - кратко ответила Ирина.
Не скажет же она, что он ее бросил. Стряхнул, как рукавицу.
– Ну и что? У нас почти все врачи другой веры. И у всех русские жены.
– Евреи, что ли?..
– уточнила Ирина.
– Так евреи вечные беженцы. Они выживают.
– Интересная мысль...
– Анна улыбнулась.
Ее друзья и коллеги меньше всего похожи на беженцев. Скорее на хозяев жизни. А татарин Акчурин - вообще Первый кардиолог.
– А какой у него сын?
– осторожно спросила Ирина.
– Потрясающий. Я бы его украла.
"Мог бы быть моим, - подумала Ирина.
– Только здоровым. От смешения разных кровей дети получаются лучше. Как котлеты из разных сортов мяса".
– Мальчик похож на Кямала?
– спросила Ирина.
– Гораздо умнее...
Так. Значит, Кямал показался ей недалеким.
Анна почувствовала себя виноватой, хотя не знала, в чем ее вина.
Они сидели на кухне, пили чай с черникой, и над их головами метались многие чувства.
Хлопнула входная дверь. В доме раздались легкие шаги.
– Кто это?
– испугалась Анна.
– Алечка, - хмуро ответила Ирина.
–
– не поняла Анна.
– Моя внучка, кто же еще...
Ирина по привычке устанавливала свои порядки на чужой территории. А почему ей в ее возрасте надо менять свои привычки? И что особенного, если ребенок подышит воздухом и поест хорошую еду. Здесь всего навалом. Половина выкидывается собаке. И взрослым полезно: не замыкаться друг на друге, а отдавать тепло - третьему, маленькому и растущему. Поливать цветок.
Анна замерла с куском пирога. Стало ясно: она - за порог, Аля - тут же появилась в доме. Ирина - самостоятельна и независима. А независимость часто граничит со жлобством. Грань тонка.
Алечка тем временем привычно метнулась к холодильнику, взяла йогурт. Села в кресло с ногами. Включила телевизор.
Передавали какую-то тупую игру. Тупой текст наполнял комнату. Алечка смеялась.
– Выключи телевизор, - потребовала Анна.
– А вы пойдите на второй этаж. Там не слышно, - посоветовала Аля.
– Иди сама на второй этаж, - крикнула Ирина.
– Там тоже есть телевизор.
– Там маленький...
– заупрямилась Аля. Но все-таки встала и ушла.
Анна сидела парализованная открытием. Ее (Анну) не любят. Ее просто качают, как нефтяную скважину. Качают все: и Ферапонт, и Карнаухов, и целая армия больных. Думала, Ирина - простая русская душа - жалеет и заботится. Но... Мечтанья с глаз долой, и спала пелена. Как у Чацкого.
Анна отодвинула тарелку и поднялась на второй этаж, в свою спальню.
Телевизор грохотал на втором этаже.
– Иди вниз, - приказала она Але.
– Ну вот...
– пробурчала девочка.
– То вниз, то вверх...
Однако телевизор выключила.
Алечкой можно было управлять, хоть и через сопротивление.
Ирина осталась сидеть внизу с невозмутимым видом. Когда она нервничала, то надевала на лицо невозмутимость. Защитный рефлекс. Ирина рисковала и понимала это. Если Анна взорвется и попросит их обеих убраться восвояси, ей просто некуда будет пойти. Алечку она отвезет к матери, а сама - хоть на вокзал. Сиди и встречай поезда.
Алечка спокойно спустилась. Кажется, пронесло. А может, и не пронесло. Завтра выгонят. Но завтра будет завтра. А сейчас надо покормить ребенка.
Ирина усадила внучку за стол и стала подкладывать лучшие кусочки. Алечка вдохновенно ела, а Ирина сидела напротив и благословляла каждый ее глоток.
Ночью Анна долго не могла заснуть.
Вспомнился рассказ деда, как во время войны он привел в дом беспризорника. Они с бабушкой его накормили, отмыли и одели. А он на другой день вернулся с друганами и обокрал дом. Доброту он воспринял как слабость.