Свояченица

Эльдарова Татьяна

Анна не переставала удивляться:

– Как то есть "на протезе"? Он что - одноногий и водит?

– Да у него лучший протез в мире: любящая женщина. То, что её имя Галина - все знают, но никто не называет иначе, чем Жена Рустама. Ты мне, мать, лучше расскажи, как тебе удалось так разукрасить горлышко нашей жар-птицы под названьем Алёна?

Анна нервно передернула плечами, болезненно сощурилась, запустила обе пятерни в гущу лохматых волос, изо всех сил сжала их в кулаки... Потом скупо изложила, что случилось в отсутствие Алексея. Он снова помрачнел. Долго молчал. Наконец, высказал

вслух мысль, которая посетила его ещё в гараже:

– Значит, выходит, она знала, что не ты Бориса...

– Да, ещё тогда я начала догадываться, что всё подстроено...

– Но почему они подставили именно тебя?
– "Нива" загудела, когда мужской кулак со всей силы опустился на руль.
– Ты-то за что?..

– Сама виновата... Если бы отпустила его тогда спокойно, без слёз, истерик, скандалов, если б не вопила на всех перекрёстках: "убью-зарежу", не дала бы повода навязать мне мотив.

– Ничего себе "вина". Хотел я в своё время, чтобы моя жена так вот ревновала... А может, и ревновала бы, если б любила меня твоя сестрица Любовь...

Анна лишь горестно вздохнула... Сколько передумано про это!

Борис ведь тоже её не любил. Она ещё совсем девчонкой была, когда в первый раз залетела. Катюхой. Не понимала тогда, что у него в отношениях с ней буйным цветом цветёт лишь одно чувство - чувство долга.

Зато, если б разглядела всё это раньше, не было бы ни Павлика, ни Юрки, ни Пети с Маней...

"Я надеялся всю ночь провести с вами в беседах о былом, но крик петуха помешал мне..."

Юрка! Как же она могла забыть! Женщине, скукожившейся в ней, стало неуютно, пришлось потесниться и уступить место матери. Анна залезла в сумку, достала записку сына и прочла её опекуну детей.

Алексей предложил сначала заехать на его квартиру в Москву - помыться, переодеться, но она умоляюще вскинула на него глаза и попросила:

– Лёш, давай поедем сейчас!

– Ладно, - смилостивился он, - но тогда нам придется проведать Двойника, как ему отдыхается у моего одноногого Рустама.

– Это далеко отсюда?
– новая проволочка тревожила мать. Ей не терпелось встретиться с сыном.

Алексей объяснил ей спокойным менторским тоном, как неразумной ученице, что это - необходимо, что они должны привести себя в порядок, дабы не привлекать внимания окружающих к своим персонам. Кроме того, он устал. Ей тоже необходим отдых, чтобы выдержать новую многочасовую дорогу. Путь предстоит неблизкий.

Видок у зятя действительно был - отменный: как у языческого шамана или у доисторической печатной машинки с запавшими клавишами - не знаю, с чем ещё сравнить. Видимо Анна и сама выглядела немногим лучше.

* * *

Они тряслись по проселочной дороге где-то уже с полчаса. Анне вспомнилось, как выезжали они с детьми в такие же вот солнечные летние дни купаться в Серебряный Бор. Так же мчались навстречу деревья, так же слепило глаза, так же слегка укачивало (Аню всегда укачивало. С детства. Даже в троллейбусе). Но она стойко переносила тошноту, зато едва успевала подставлять Петьке с Манькой заранее приготовленные целлофановые пакеты.

Анна увлеклась воспоминаниями, зеленовато-серый глаз, видимый Алексею в зеркальце заднего обзора, потеплел, чуть улыбнулся

и тут же невольно прищурился от боли: "ниву" здорово тряхнуло на ухабе.

Алексей резко затормозил:

– Что с тобой?

– Нет, ничего. Спина чуть-чуть...
– почему-то смутилась Анна, пошевелила плечами и опять сморщилась.

– Разоблачайся!
– приказал Алексей и спрыгнул на землю.

Аня ойкнула, вылезая из машины, повернулась к нему спиной. На даче в панике она не сообразила, что в сумке лежит запасная футболка, и теперь на ней была надета какая-то его старая рубашка, которую она нацепила взамен своей одёжи. (та, что была на ней в гараже, насквозь промокла после двух ведер ледяной воды, когда Аню реанимировал Очкастый.)

Добродушно усмехнувшись, зять поменял тон:

– Давай-давай. Боишься, сглажу?

Она приспустила рубашку на три сантиметра, но её нечесанная грива закрывала шею и плечи. Алексей забрал основную гущу волос, поднял их и даже присвистнул, увидев след от удара.

– В том санатории, откуда я вчера выписалась (неужели только вчера?), мне и почище доставалось.

– Мыветераны, мучатнасраны?
– поинтересовался зять, а потом посетовал, осторожно ощупывая кости: - до твоего скелета фиг доберешься. Вот в институте у наших дохлых натурщиц аж позвонки наружу выходили.

– Доктор, скажите, я буду жить?..
– проговорила Аня скорчившись, жалобно-тонким беспомощным голоском.

– И не надейтесь, больной!

Она одернула рубашку и вдруг расхохоталась. Истерично, отчаянно, зло, до икоты, до слёз.

– А вот - буду! Им назло! И ребят найдем! Поехали, Лёха!
– Анна полезла в машину, повторяя как заведенная, - Я - буду жить, а вы - нет! Поехали, шеф!
– и повторила на самой высокой ноте, почти торжествующе.
– Мы есть, а их уже нет!

– За что боролись...
– сплюнул Алексей в раскрытое окно и, обеспокоено поглядывая на свояченицу, осторожно двинулся с места.

* * *

– Рустам! Открывай!
– Алексей посигналил.

Ворота раскрылись. Навстречу, едва заметно прихрамывая, вышел моложавый седобородый огромного роста человек. Вид у него был устрашающий, впору маленьких детей на ночь пугать. Поглядев на друга и его спутницу, глубоко посаженные темные глаза Рустама округлились и он восхищенно зацокал, качая головой:

– Ты откуда такой красивый?
– и протянул руку Анне, представившись.

Он радушно предложил пройти в скромный домишко, где внутри всё сверкало чистотой, а на круглом столике у окна красовался телефон.

Ладная молодая хозяйка, едва взглянув на них, схватила Аню за руку и повела её на задний двор. Она не задавала никаких вопросов, спросила только, как зовут гостью. На аналогичный вопрос (Ане хотелось завязать беседу с таинственной Галиной - Женой Рустама) лишь улыбнулась в ответ и поставила Анну за развивающийся на ветру занавес из белоснежно-цветастого постельного белья.

Пока гостья стояла столбом посреди гордо разгуливающих горластых петухов и мелко семенящих кур, Жена Рустама тут же притащила огромную жестяную лохань. Она набухала туда ведер пять холодной воды и пару ведер кипятка. Помогла стащить одежду. Так же, как Рустам, зацокала языком, увидев Анину спину.