Свойство памяти
Шрифт:
Искала утешения, но не обретала ничего, утопая в банальных разговорах. Мать работала в своем «Росстате» и привычно тратила всю свою энергию на общественную деятельность. Отец же с годами замкнулся в себе и начал хандрить. Видеть внучку и дочь они были рады, но оставались добродушными наблюдателями: попросишь – посидят с малышкой часок-другой, погуляют во дворе, не попросишь – сами не предложат.
Варя, изможденная физически и морально, стала подозревать, что причина отстраненности заключается не в шебутном характере Анюты, а в их взаимной нелюбви.
Ох уж этот идеализм молодых! Где-то он во спасение, где-то –
Изучив в институте психологию преступников, Варя стала интересоваться другой психологией – отношений мужчины и женщины. Прикладных материалов на эту тему в стране Советов было крайне мало, и она начала читать запоем классиков, тех самых, которых так невзлюбила в школе.
Великие и признанные открылись перед ней не набором штампов, переходивших из тетради в тетрадь, но щедро делясь подноготной уклада жизни дореволюционных семей, как богатых, так и бедных.
«Запрещенка» в слепой машинописной копии – Пастернак или Набоков – копали не менее глубоко, их романы были насквозь пронизаны психологией отношений.
Варя пришла к нехитрому выводу: без правильно настроенной энергии, мужской и женской, а главное – без любви человек любого достатка и вероисповедания в семье несчастлив. И когда этот вывод, навалившись, закрыл собой все, что держало ее подле мужа, Варя решила развестись.
Мать была «поражена до крайней степени» – так она обозначила свою реакцию, узнав по телефону о решении дочери.
Прервала разговор, предложила увидеться.
На Варино бесхитростное «устала и не люблю» насупила тонкие, выщипанные ниточкой брови.
Долго и шумно отыскивала в шкафу какие-то таблетки.
Передумав, нацедила полрюмки коньяка.
– Перестань говорить глупости! – выпив, глухо, не глядя в глаза, уронила мать. – Ты еще ребенок. Поигралась в замужество и надоело – так получается? Мы, между прочим, ради тебя из центра города, из своей прекрасной квартиры переехали в эту бетонную новостройку.
– Глупости?! – вспыхнула Варя, уязвленная объективным и оттого особенно обидным упреком. – У меня уже ребенок! И Аня растет в доме, где нет любви.
– Так посели ее туда!
Матери хотелось курить – ее выдавали едва заметные хватательные движения указательного и среднего пальцев правой руки, но при дочери, даже выросшей и со школы тайком, а теперь уже временами вместе с отцом курившей на лестничной клетке, мать этого не делала никогда.
Непедагогично.
– Для этого необходимо желание двоих! – полюбить человека, на поверку оказавшегося чужим, Варя никогда бы уже не смогла.
– Не только желание, но и труд. Труд – всегда длинный путь. Сколько пройдешь, столько получишь.
– Мама! – Варя закрыла уши руками. – Ты всегда, всю мою жизнь говоришь со мной как на своих партсобраниях!
Мать долго глядела в упор, но как-то мимо, словно бы поверх Вариных сверкающих обидой глаз. Наконец заговорила каким-то иным, несвойственным ей голосом – хоть и не ласковым, но и без привычного категоризма.
– Мне не хотелось, чтобы настал в жизни такой момент, когда придется тебе об этом говорить, тем не менее скажу… Не наличие ребенка определяет взрослую личность. Не интересная и важная работа,
Много лет спустя Варвара Сергеевна, глядя на свою сорокалетнюю, подвыпившую и привычно обвинявшую ее в чем-то дочь, с болью вспомнила материны слова. Сглотнула и тотчас, расправившись, сказала себе, что намерена жить еще очень долго, хотя бы ради того, чтобы быть для Ани такой же заслонкой.
И едва она так сказала, как поняла, что мать никто никогда ей не заменит.
Горькие слезы долго стыли в ее глазах, пока она думала о том, сколь ничтожно мало знала о своей маме.
Воспоминания о папе вызывали улыбку. Последний год его жизни, отмеченный болезнью, незаметно растворился в облаке светлой печали.
И вот теперь, спустя сытые, благополучные годы, в растревоженном, воюющем октябре, Варваре Сергеевне мучительно захотелось узнать о своих оставшихся в далеком прошлом «заслонках» то, что ее когда-то, увы, едва интересовало.
Вспоминая – а порой заново изучая по книгам и статьям в инете историю своей многострадальной великой страны, Варвара Сергеевна думала и о том, что было укрыто от нее таким же толстым слоем прошедших лет – об истории своей семьи.
***
Откуда родом и кем были ее пращуры? Чем занимались на этой земле? Служили ли Родине или бежали и прятались от войн и мятежей?
Первым делом Варвара Сергеевна взяла лист формата А4 и набросала нехитрую схему: от маленького круга со словом «я» посредине вниз разошлись две стрелки – линия матери и линия отца.
Уже через несколько минут она со стыдом поняла, что, кроме анкетных данных своих родителей, не знает о своих ближайших предках практически ничего…
Не знает даты и места рождения бабушки и дедушки по маме и только примерно представляет себе род их занятий: вроде бы домохозяйка, вроде бы наладчик сельскохозяйственной техники. В оправдание принялась утешать себя тем, что предков своих просто не помнит: мать Вари была четвертым, последним и поздним ребенком в семье.
Она приехала в Ленинград учиться, а на родину в Рязанскую область возвращалась крайне редко. Один раз пятилетняя Варя побывала с матерью в доме бабушки и дедушки на шумной свадьбе – дочери друзей семьи; с перезрелой невестой мать училась в школе.
Когда Варя пошла в первый класс, мать дважды за год вместе с отцом ездила хоронить родителей: сначала – мать, вскоре – отца.
Варю оставляли на одну ночь на попечении соседки с первого этажа – ныне покойной бессменной в те времена «подъездной общественницы» Маргариты Ивановны. Соседке тогда еще не было тридцати, и дела жильцов подъезда ее вообще не интересовали.