Священная тайна Церкви
Шрифт:
Разрешенные в священнослужении иеромонахи–афонцы почти все находятся ныне в русской армии. Простые монахи–афонцы, кроме стариков, отправились также на войну в качестве санитаров<…>Доводя о сем до сведения Вашего Высокопревосходительства, я почтительнейше прошу ходатайства Вашего Высокопревосходительства о разрешении всем афонцам–монахам причащаться Святым Христовым Тайнам, так как их подвиг служения раненым воинам заслуживает того, чтобы церковная власть, снизойдя к их немощам, не лишила бы их Святого Причастия. Многим из них, быть может, придется умереть на поле брани [1896] .
1896
Там же. С. 179.
Епископ Модест также указывал на необходимость опубликовать в»Церковных ведомостях»информацию
Благодаря действиям епископа Модеста и митрополита Макария многие имяславцы в священном сане получили разрешение в священнослужении и были отправлены на фронт в качестве полковых священников. Иным было положение простых монахов, не имевших священного сана. Большинство из них продолжало проживать по месту прописки: лишенные монашеского звания и возможности причащаться Святых Тайн, они были изгоями даже в своих родных городах и селах. После объявления войны трудность их положения усугубилась из-за того, что их начали призывать на фронт в качестве простых солдат. Многие иноки считали для себя неприемлемым брать в руки оружие, однако отказаться от военной службы не могли. О тех моральных дилеммах, с которыми столкнулись простые иноки–афонцы во время Первой мировой войны, свидетельствует письмо схимонаха Досифея (Тимошенко) от 14 сентября 1917 года, направленное им в адрес Поместного Собора Российской Церкви. Это письмо будет приведено нами в Главе XI.
1897
Там же.
Вернемся к иеросхимонаху Антонию (Булатовичу). Получив разрешение в священнослужении, он был назначен в 16–й передовой отряд Красного Креста. Этот отряд, сформированный в сентябре 1914 года, уже 5 октября был отправлен на Западный фронт. В течение всей зимы 1914–1915 годов отряд, дислоцированный в Польше, вел позиционную войну в тяжелейших условиях, нередко под постоянным обстрелом противника [1898] . В марте 1915 года Булатович, прикомандированный к 10–му Ингерман–ландскому полку 3–й стрелковой дивизии, находится уже в Карпатах. Дух боевого офицера не умер в Булатовиче: однажды в решительный момент он поднял солдат в атаку, за что был впоследствии представлен к боевому ордену святого Владимира 3–й степени с мечами. Ввиду ухудшения здоровья в июле 1915 года Булатович возвращается в полк. В боях под Сопоковчиком он вновь руководит атакой, за что командование ходатайствует о награждении его наперсным крестом на Георгиевской ленте [1899] .
1898
Кацнельсон И., Терехова Г. По неизведанным землям Эфиопии. С. 189.
1899
Там же.
В нашем распоряжении нет документальных свидетельств о пребывании Булатовича на фронте. Зато сохранились воспоминания бывшего протопресвитера армии и флота Георгия Шавельского о том, как на представление Булатовича к ордену св. Владимира 3–й степени с мечами реагировали члены Святейшего Синода. Во время одного из заседаний Синода, на котором, в числе прочих, присутствовали митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), сохранивший за собой после перевода из Санкт–Петербурга в Киев звание первенствующего члена Синода, митрополит Московский Макарий, протопресвитер Шавельский и обер–прокурор Волжин, был сделан доклад о награждении иеросхимонаха Антония (Булатовича) орденом. Когда митрополит Владимир услышал имя Булатовича, он с негодованием обратился к Шавельскому:
— Как Антония Булатовича? Это вы приняли его в армию?
— Я Булатовича не принимал, — ответил Шавельский. — Он прибыл на фронт с одной из земских организаций, назначенный каким-то епархиальным начальством.
— Кто же мог его назначить? — спросил митрополит Владимир.
— Он назначен московским митрополитом, — ответил обер–прокурор Синода Волжин.
— Московским митрополитом?.. Нет, я не назначал… Я не назначал, — сказал митрополит Макарий.
Волжин приказал принести дело о Булатовиче. Когда дело принесли, обер–прокурор поднес его митрополиту Макарию:
— Видите, владыка, ваша резолюция о назначении иеромонаха Антония в земский отряд, отправляющийся на театр военных действий.
— Да, это как будто мой почерк, мой почерк, — говорил митрополит Макарий. — Не помню, однако.
— Видите ли, дело было так, — настаивал Волжин. — Митрополит Макарий не хотел назначить иеромонаха Антония, тогда организация
Тут уже самому митрополиту Владимиру пришлось удивляться [1900] .
Действительно ли митрополит Владимир забыл о своем разговоре с Саблером в сентябре 1914 года, или сделал вид, что забыл, остается только догадываться. Невозможно, во всяком случае, предположить, что такой разговор вообще не имел места: Саблер был слишком дисциплинированным церковным чиновником, чтобы позволить себе письменно дезинформировать Московского митрополита. Приведенный случай лишний раз свидетельствует о том, в какой двусмысленной ситуации по отношению к имяславцам находились члены Святейшего Синода в описываемый период.
1900
Шавельский Георгий, протопресвитер. Воспоминания. Том 2. С. 147–148.
Осенью 1916 года Булатович возвращается в Петроград. Причиной возвращения послужило серьезное ухудшение здоровья, сделавшее Бу–латовича практически небоеспособным. В ноябре 1916 года он пишет начальнику 16–го санитарного отряда:«Не могу не скрыть от Вас, что здоровье мое после перенесенного в Карпатах возвратного тифа совершенно расстроилось, не говоря уже о глазах, но и деятельность сердца ослабела, и ревматизм лишает возможности переносить так холод и сырость, как в былое время» [1901] . На фронт Булатович более не вернется.
1901
Цит. по: Кацнельсон И., Терехова Г. По неизведанным землям Эфиопии. С. 189.
Говоря о деятельности Булатовича в этот период, мы должны указать на его письмо Государю Императору Николаю Александровичу, датированное 7–м октября 1916 года. В этом письме Булатович истолковывает события, происходившие в России того времени, как грозные знамения Божьего наказания за»похуление державного и зиждительного Имени Господня»:
Поражение третьей армии, — пишет он, — совпало с тем моментом, когда Вы изволили удостоить особо милостивой грамотой архиепископа Антония Харьковского, и затем, дивное дело, противник остановился тогда, когда взял Почаевскую Лавру, ту самую Лавру, из которой раздались первые хулы архиепископа Антония Харьковского на Имя Господне, ибо там впервые были напечатаны в журнале»Русский инок»мерзкие о Имени Господнем слова<…>Припомните еще гибель лодки Донца: она первая погибла в Одесском рейде, потопленная турецким миноносцем, не успев сделать и выстрела!<…>Нынешние люди не верят в эти знамения, но Ваша жизнь так полна этими чудесными предзнаменованиями, что Вы, Державный Государь, не можете не верить им<…>Промысел Божий ждет того, чтобы предать Вам Царьград, но удовлетворите же правосудие Божие и восстановите же поруганную честь Имени Господня! [1902]
1902
Антоний (Булатович), иеросхимонах. Копия с моих писем Государю Императору. С. 180–181.
В своем письме Булатович вновь просит назначить комиссию из нескольких авторитетных богословов, которые бы разобрали как Послание Синода от 18 мая 1913 года, так и имяславские исповедания [1903] . Ответа на это письмо не последовало. Спустя два года, — уже после того, как в стране пришли к власти большевики, — Булатович писал:«Не внял Государь благому духовному совету и духовному предупреждению. Не возымел мужества пойти в этом деле вразрез с верховными синодалами<…>и ограничился лишь несколькими слабыми полумерами». Именно за это, как считает Булатович, Россию и постигла революция, которую он воспринял как кару Божию:«В России, распявшей Имя Его, — камня на камне ныне не остается. Закрыты клеветавшие против нас и хулившие Имя Господне издания, и даже типографии их отняты!.. Но и еще»рука Его простерта»" [1904] .
1903
Там же. С. 181.
1904
Там же. С. 181–182.