Священные кошки Нила

О'Нил Кэтрин

– Не боишься, что я могу обмануть тебя?

– Нет.

– Это еще почему?

Джек окинул Диану взглядом, затем медленно подошел ближе к ней. Нежно провел пальцем по ее подбородку и сказал со вздохом:

– Потому что ты не умеешь лгать, Диана, вот почему. Ты помнишь тот день, когда ты упала в развалинах, в Ирландии? Сколько тебе было тогда? Тринадцать?.. Да, наверное, тринадцать. Ты изо всех сил старалась скрыть от меня, как тебе больно. Но я все прочитал по твоим глазам. Ты хотела казаться смелой и сильной в моих глазах.

Но лгать, повторяю, ты не умела никогда. И я увидел твою боль, и взял тебя на руки, и отнес в лес, на лужайку, чтобы приложить лист подорожника к твоей пораненной ноге и утешить тебя поцелуем. Ты помнишь тот день?

Помнила ли она тот день? Еще бы! Она помнила его в мельчайших подробностях, помнила каждое прикосновение Джека, каждое его слово, и тот поцелуй, конечно же, помнила до сих пор. Да, ей было больно тогда и хотелось плакать. Она действительно крепилась изо всех сил, чтобы скрыть свою боль от Джека. Каким нежным он был тогда с нею! Как он нес ее тогда на руках – словно древний рыцарь, спасающий даму своего сердца. Это было так романтично, так волнующе. И какой же прекрасной казалась ей тогда жизнь, каким светлым представлялось будущее – их общее с Джеком будущее!

Когда же это было, боже мой! Сто лет тому назад, целую вечность тому назад! Неужели она так сильно ошибалась тогда в Джеке? Неужели была настолько слепа, что видела только то, что ей хотелось видеть?

Джек все стоял, глядя ей в глаза и не убирая руки от ее подбородка. Она отвела ладонь Джека от своего лица и протянула руку, сама коснулась пальцами его небритой щеки.

– Где теперь тот мальчик, Джек? – тихо спросила она. – Куда он исчез?

Джек прикрыл глаза.

– Если он и был когда-нибудь, – ответил он, – то ты его убила.

– Я его убила?! – гневно вскричала Диана, делая шаг назад. – По-моему, это было самоубийство.

– Думай что хочешь. Мне теперь это безразлично. Теперь мы связаны с тобой только заключенным договором, не так ли?

Диане было очень неприятно покидать мир воспоминаний и возвращаться к печальной действительности, но что поделать?

А дела ее обстоят действительно очень печально. Несмотря ни на какие ее уловки, Джек найдет ее на краю земли. Найдет и украдет сокровища, на поиски которых она готова положить жизнь – так же, как положил свою жизнь ее отец. А все, что было прежде, – кончено, кончено навсегда, разрушено в тот черный пень, который должен был стать самым светлым днем в ее жизни, в день их свадьбы.

– Хорошо, – со вздохом сказала Диана.

Она вернулась мыслями к посланию Клеопатры. Жизнь продолжается, и теперь самое неотложное – это расшифровать текст. Письмо остается непрочитанным уже столько веков!

Диана развернула лист бумаги, исписанный иероглифами, и поднесла его к глазам. Вот они – слова, написанные в Александрии, но не дошедшие до Рима и долгие тысячелетия пролежавшие на морском дне. О чем они поведают ей сейчас?

Диана прочла, покачала

головой и опустила руку с зажатым в ней листом бумаги.

– Что там написано?

Голос Джека прозвучал для Дианы откуда-то издалека.

– Это ни о чем не говорит мне, – отрешенно ответила она.

– Читай!

Она знала, что не обязана делать это, но текст записки и в самом деле не говорил ни о чем. Диана обернулась к Джеку и громко прочитала:

– «Кто в сладчайший из дней...»

– А дальше?

– Это все.

– А кто этот «кто»?

– Понятия не имею. По-моему, это просто часть фразы. Возможно, загадка какая-то. Или головоломка.

Джек помолчал, глядя на то, с какой любовью рассматривает Диана помятый лист бумаги.

– Значит, нам надо найти недостающие строки, – сказал он.

– Но как же их найти? – с отчаянием спросила Диана.

– Я уже сказал, это мое дело. Не грусти и оставайся здесь. Я скоро вернусь. Не съезжай никуда из этой гостиницы.

На следующий день Джек снова стоял перед домом Али Паши, возле двери, охраняемой вооруженными до зубов янычарами. Они беспрепятственно пропустили его, и Джек вошел в просторный холл, богато украшенный восточными коврами.

– Его высочество обедают и не могут принять никого, – сказал Джеку подошедший слуга, одетый в длинный белый кафтан и шаровары. – Прошу вас перенести свой визит на более позднее время.

– Меня он примет. Скажите ему, что пришел Джек Резерфорд.

– Но, сэр, я не могу...

– Сможешь, приятель...

Слуга скрестил на груди руки, поклонился Джеку и сказал:

– Я согласен сообщить о вашем приходе, сэр, но должен предупредить: его высочество всегда обедает в одиночестве и не принимает в это время никого.

– В таком случае передайте ему, что если я и вернусь, то не раньше, чем через месяц.

Слуга поклонился еще раз и ушел. Джек остался ждать, ни на секунду не сомневаясь в том, каков будет ответ Али Паши. Наконец вновь послышались торопливые шаги, и вернувшийся слуга сказал Джеку, не забыв поклониться при этом еще раз:

– Его высочество окажет честь мистеру Резерфорду и примет его немедленно.

– Весьма польщен, – усмехнулся Джек. – Где он?

– Прошу следовать за мной, сэр. Я покажу вам дорогу.

Джек пошел следом за слугой, сохраняя на лице презрительную гримасу. Они остановились перед высокой резной дверью, и Джек уже взялся было за позолоченную ручку, но путь ему загородил стоявший на страже возле двери янычар. Слуга, сопровождавший Джека, испуганно крикнул:

– Я сам объявлю о вашем прибытии, сэр!

Он приоткрыл дверь, осторожно вошел внутрь и громко, торжественно провозгласил:

– Мистер Джек Резерфорд, ваше высочество, – и, обернувшись к Джеку, добавил, сопровождая свои слова широким жестом руки: – Его высочество, светлейший Али Паша, Тень господа на земле, позволяет вам войти.