Священный Грааль отступников
Шрифт:
– Сегодня я получил из Брюгге срочную депешу от моего управляющего. У него наводили справки о тебе. Инквизиция узнала о наших связях. Доберутся и сюда. Тебе надо исчезнуть. Я все продумал. Завтра отплывешь с одним из моих кораблей с грузом соли в Новгород.
Клаас уже слышал об этом богатом торговом городе в далеких русских землях.
– Ты считаешь, что там они до меня не доберутся?
– Ты же знаешь, что русские живут по своим законам, и ни католической веры, ни папы римского там ни одна собака не признает. Поэтому и наша Святая Инквизиция до тебя там не дотянется. Хочешь спросить, что ты там будешь делать? Не беспокойся. Я уже все продумал. Будешь жить и работать в нашем Ганзейском торговом дворе. Купцы в помощи знающего и надежного человека
Все произошло так, как и планировал Франц. На следующий же день Клаас покинул Люнебург. В Новгород прибыл после четырех суток плавания. Море было неспокойным, когг [2] болтало из стороны в сторону, но Отто был опытным капитаном и привел-таки корабль в надежную гавань. Новгород поразил Клааса. Город сверкал на солнце белоснежными стенами кремля и позолоченными куполами многочисленных церквей. Этот город стал для него надежным пристанищем в течение последующих лет. Купцы были довольны Клаасом. Единственное, они постоянно недоумевали, почему это герр Эльке упрямо отказывается обзавестись семьей и собственным делом. Он прекрасно вел купеческие дела, ганзейцы могли положиться на него, как на самих себя. При этом Клаас довольствовался малым жалованьем, жил скромно, даже служанку не держал. Потом все привыкли к странностям Эльке, и больше никто не задавал особенных вопросов. Так, в стараниях и работе, протекли почти тридцать лет с момента, когда он в последний раз видел Гийома. Но все услышанное прочно засело в памяти Клааса. Теперь он просто терпеливо ждал, когда, наконец, Творец призовет его к себе. Единственной заботой было, кому передать доверенное ему сокровище. Пока ответ на этот вопрос он не нашел. Но он был уверен, что Провидение пошлет ему нужного человека в нужный момент. Его путь был начертан небесами, следовало просто идти своей дорогой.
2
Когг – средневековое одномачтовое палубное парусное судно с высокими бортами и мощным корпусом, оснащенное прямым парусом площадью 150–200 кв. м.
Тень набежала на лицо Клааса. В последний раз, когда он видел Новгород, город поражал уже не своим великолепием, а клубами черного дыма. Повсюду горели костры, на которых оставшиеся в живых сжигали разлагавшиеся трупы тех, кого не пожалела эпидемия чумы. После тридцати счастливых и беззаботных лет, проведенных в Новгороде, он покинул город с одним из последних караванов Ганзы. Купцы старались уйти из города, в котором царствовала черная смерть. Они остановились в одном из самых дальних торговых домов в Белозерской крепости. Но сегодня Иоганн, купеческий старшина, собрал срочную ассамблею. Он встал перед встревоженными купцами и, четко выделяя каждую букву, произнес:
– Pestis… Чума нас настигла. Только что в крепости обнаружили троих больных. Симптомы подтвердил наш врач.
Голос его ничего не выражал. Ассамблея сидела молча, затаив дыхание. Опытные и бывалые купцы, не раз встречавшиеся лицом к лицу со смертью, замерли. Лица людей, окружавших Клааса, побледнели, но по-прежнему – ни звука. Словно купцы боялись нарушить нависшую тяжелым пологом тишину. Потом, словно по команде, все поднялись и заговорили.
«Нужно закрывать двор и прятать товары!» – говорили одни. «Какие товары! Свою шкуру бы спасти!» – восклицали другие. Все смотрели друг на друга с тревогой, ища в глазах, лице соседа признаки возможной болезни. Черная смерть пробралась все-таки и в Белозерск. А надеялись ведь, что обойдется, что обманули, обогнали коварную болезнь. Еще несколько часов назад им казалось, что они счастливо избежали роковой участи тех, чьи трупы разлагались в общих могилах Пскова и горели на погребальных кострах Новгорода. Но черная смерть была сильнее
В конце концов, было принято решение: взять только самое ценное и отправляться налегке. Клаас смотрел на поднявшуюся вокруг суету молча.
– Я остаюсь, – только и сказал он запыхавшемуся Иоганну, вернувшемуся за стариком…
Екатерина Дмитриевна и Кася вышли от нотариуса мэтра Марка Периго слегка ошалевшими.
– Только что была вольна, как птица, – проворчала Екатерина Великая, – и не было печали…
– Мама, я тебе обязательно помогу, дай только разберусь со всей этой историей, – как можно терпеливее объяснила Кася, которая прилетела в Париж только вчера вечером. Оказаться здесь после белозерской робинзонады было для нее легким шоком. Шум и толпы людей большого города раздражали неимоверно. Хотя после Белозерска была Москва, но туда она заехала буквально на три часа. Проверила квартиру, сменила вещи в чемодане, навестила соседку, в ее отсутствие присматривавшую за квартирой, и помчалась в аэропорт.
– Хорошо, в любом случае никакой срочности в том, чтобы я просунула окончательно голову в петлю, нет! – после небольшого молчания несколько менее безнадежным тоном произнесла Екатерина Дмитриевна.
– Мамуль, ну не воспринимай ты это все так трагически! Фредерик наверняка хотел как лучше. Ты же знаешь, что близких у него не было, вот он и решил облагодетельствовать своего близкого друга – тебя.
– Ты уверена, что он думал обо мне, а не о судьбе этого набора средневековых камней?
Мать никак не могла примириться с тем, что в ближайшем времени ей придется всерьез заняться этими самыми развалинами.
– Ладно, ничего не поделаешь. Пойдем, перекусим, вот неплохой итальянский ресторанчик, а то на голодный желудок любая мелочь неразрешимой задачей покажется. – С этими словами Екатерина Дмитриевна увлекла дочь за собой.
– В конце концов, может, продадим все это, – робко предложила Кася, уплетая за обе щеки равиоли с белыми грибами.
– Как это – продадим! Ты думай, что говоришь! – возмущенным тоном воскликнула Екатерина Великая. – Мне их доверили, а я первому встречному за тридцать сребреников продам! У меня что, совести совсем не осталось?!
– Совесть у тебя, мама, осталась, вот только логика испарилась окончательно. Ты же только что плакалась, что на тебя этот хомут повесили?
– Мало ли чего в запальчивости не скажешь, – махнула рукой Екатерина Дмитриевна, – да и потом все вполне логично. Я и говорю о хомуте, потому что от него не избавишься. Если бы речь шла о простом наследстве – немного хлопот и значительная прибыль, – я бы не расстраивалась. А тут так просто ни от чего не освободишься…
– Короче говоря, Фредерик прекрасно знал, что делал, когда сделал тебя и меня наследницами. Кстати, зачем я ему сдалась?
– Меньше пошлины и налога.
– Но, насколько я поняла, он оставил значительную сумму денег именно на эти расходы?
– С лихвой хватит, ну да ладно об этом, давай поговорим о чем-нибудь другом.
– Давай.
– Ты что сегодня запланировала?
– Я уже говорила: встречу с профессором Морено, крупным специалистом по катаризму.
Кася связалась с профессором еще из Белозерска. Его координаты нашел Кирилл. Жак Морено был свободен сегодня после обеда и согласился встретиться с ней после пятнадцати часов. Все складывалось удачно.
– Куда тебя только не заносит, моя девочка!
– Мама, не начинай.
– Хорошо, остановимся на этом. Тогда я тебе оставляю ключ, мы с Марго вернемся поздно. Она потащит меня на очередную премьеру не помню какого театра.
– Название спектакля ты тоже не помнишь, – рассмеялась Кася.
Мамина парижская подруга, у которой они остановились, была заядлой театралкой и посещала почти все премьеры, которыми изобиловала французская столица. Причем Марго отличалась абсолютной всеядностью, с одинаковым энтузиазмом поглощая классику, новомодные постановки и совершенно неудобоваримый, на Касин взгляд, авангард.