Священный вертеп
Шрифт:
Лучшего кандидата нельзя было и придумать: Кадал Палавиан славился огромным штатом наложниц; мужья всех красивых женщин в его округе удостаивались чести носить почетное звание рогоносцев. Кроме того, Кадал Палавиан имел весьма своеобразное представление о собственности: церковные деньги, проходившие через его руки, чаще всего не доходили до места назначения и попадали в альковы его бесчисленных любовниц. Бедные священники тщетно ожидали жалованья! Правда, большинство епископов одновременно служило и Венере, и Христу. Говоря проще, они содержали публичные дома и так ревностно заботились о своих клиентах, что дела их процветали. Но даже такое прибыльное совместительство не покрывало фантастических расходов самого Кадала Палавиана.
Как видим, Кадал обладал всеми
Тотчас после избрания Кадал, он же Гонорий второй, собрав значительную армию, двинулся на Рим, заблаговременно подкупив сторонников Александра второго. Поняв, что его предали, Александр поспешил покинуть Латеранский дворец и, надеясь заручиться поддержкой герцога Готфрида, бежал в Тоскану. Соблазнившись императорской короной, Готфрид начал собирать солдат, чтобы ринуться в бой против Гонория.
К тому времени Дидье, монте-кассинский аббат, тоже сторонник Александра, пустив в ход золото и дары, склонил римлян восстать против Гонория. Но наемные отряды, состоявшие из недисциплинированных и к тому же не очень храбрых воинов, повернули назад, не выдержав первой атаки. Гонорий отдал приказ беспощадно истреблять отступавших и в священной ярости сам фехтовал более неистово, чем того требовали обстоятельства, ибо расстроенные ряды солдат уже не представляли никакой опасности.
Однако военное счастье переменчиво. В тот момент, когда победа Гонория казалась уже несомненной, герцог Готфрид напал на его банды и вдребезги разбил их; папа, охмелевший от резни, даже не заметил приближения своего противника.
Гонорий второй был взят в плен, но его сторонники подкупили стороживших его офицеров, и он оказался на свободе. Вернувшись в Парму, Гонорий продолжал, несмотря на свое поражение, выступать в роли папы. Пользуясь всеми привилегиями, он торговал должностями, набивая свои карманы. Будь Гонорий поскромнее, он бы жил припеваючи, но его честолюбивые замыслы не позволяли мириться с положением полупапы. После второй попытки захватить тиару этот властолюбец закончил свое земное существование.
АЛЬДОБРАНДИНИ, ИЛИ НЕОПАЛИМЫЙ МОНАХ.
Вначале понтификата Александра второго Флоренция, охваченная церковными раздорами, превратилась в поле сражения. Епископ Петр Павийский и аббат Иоанн Гвальберт — новый настоятель обители Валломброзе — вступили друг с другом в открытую борьбу.
Гвальберт публично обвинял Петра в симонии и отвергал его право на богослужение и назначение священников. Пылкий оратор, Гвальберт своим красноречием увлек и без того фанатичный народ, в результате чего между приверженцами двух противоположных лагерей возникли кровавые уличные побоища.
Епископ Петр решил обуздать строптивых монахов и дерзкого оратора. Понимая, что никакие словесные доводы ни к чему не приведут (Петр отлично знал нравы своих собратьев!), он во главе вооруженного отряда напал на монастырь Валломброзе и захватил наиболее рьяных сторонников аббата, приказав всем раздеться донага.
Того, кто медлил выполнить приказ, раздели силком. Когда «избранники» предстали перед епископом в одежде прародителя Адама, он распорядился бичевать их по мягким частям тела (по тем, которыми заботливая природа одарила человека, дабы он имел возможность сидеть). Сомневаюсь, чтобы во время экзекуции монахи распевали «Аллилуйя»! Урок был суров и полезен. Гвальберт и его монахи прекратили публичные выступления против епископа и даже не осмеливались выходить за ограду монастыря. Однако в глубине души они не могли забыть полученных ударов и мечтали о мести. (Вопреки завету Христа, священники никогда не подставляют второй щеки; напротив, у них всегда нож за пазухой — разумеется, если это не сопряжено с риском.) Монахи тайком послали своих представителей к папе с просьбой созвать собор, который бы осудил Петра Павийского за симонию, прелюбодеяния и убийства. А для доказательства справедливости своих обвинений они предложили учинить суд божий, то есть испытание огнем.
Папа не выразил никакого восторга по
Дело могло принять трагический оборот, если бы не вмешательство герцога Готфрида.
Он пригрозил монахам, что повесит их на деревьях у монастырской ограды, если они посмеют впредь показаться на людях.
Угроза несколько утихомирила воинствующих монахов. Однако население не успокоилось. На следующий день толпа явилась к Иоанну Гвальберту с просьбой устроить тот суд божий, который он в свое время предложил папе. Жаль, что к подобному суду не прибегают в наши дни. Действительно, чем предавать суду провинившихся церковников, не лучше ли сажать их на часок — другой в приличный костер! Выйдет обвиняемый невредимым, — значит, невиновен, а если, напротив, обуглится, как обыкновенный кусок мяса (по вине рассеянного повара), следовательно, таков приговор всемогущего и суду нечего заниматься им. Подобное судопроизводство вполне соответствует учению церкви о всеведении господа, без воли которого ни один волос не падает с головы верующего.
Могу себе представить, как завопили бы клерикалы, отнесись кто-либо всерьез к этакому проекту!
Монахи Валломброзе (вера которых мало чем отличалась от веры наших современных церковников) согласились, как гласит предание, подвергнуть себя испытанию, которого ждал народ.
Они устроили это невероятное зрелище в среду на первой неделе поста, в 1063 году.
Поначалу вся монастырская братия объявила о своем желании взойти на костер, но когда час пробил, монахи предпочли, чтобы этот пиротехнический опыт был проделан только с одним из них. Монах, избранный в качестве представителя монастырской общины на суде божьем, именовался Петром Альдобрандини.
В назначенный день сложили два огромных костра, из которых каждый имел тридцать шагов в длину и десять в вышину. Между этими кострами оставили узенькую тропинку, не больше трех шагов в ширину, усыпанную мелким и очень сухим хворостом.
После торжественного крестного хода и обедни монахи выстроились в два ряда, у каждого в руках была свеча, а на груди висел крест. Что и говорить, спектаклем руководил опытный постановщик!
Распевая гимны, монахи окружили костры и стали их разжигать. Через некоторое время жара стала столь невыносима, что монахам пришлось отойти.
И тогда взволнованная толпа увидела, как Петр Альдобрандини двинулся к пылающим кострам; он снял с себя клобук, в котором служил обедню, и торжественными шагами приблизился к тропинке. В одной руке он держал распятие, в другой — платок, которым вытирал пот со лба.
Можно, конечно, спросить: почему огонь, который не касался Альдобрандини, вызывал у него испарину?.. Несомненно, такова была божеская прихоть — не будем разбираться в этих психологических тонкостях…
Альдобрандини шагал по тропинке, разделявшей два пылающих костра, по колено усыпанной горящими углями, затем остановился и осенил себя крестным знамением. В торжественной тишине (черт возьми, зрелище достаточно интересное, чтобы публика замерла. Никто бы из нас не отказался взглянуть на священника или монаха, разгуливающего по горящим углям)… итак, в торжественной тишине раздался голос монаха. Обращаясь к толпе, он потребовал от граждан, клириков и нотаблей поклясться, что они отрекутся от епископа Петра, если Альдобрандини выйдет невредимым из этого ужасного испытания.