Святая Грусть
Шрифт:
Твоё дело не думать, а исполнять.
Так точно! Что изволите?
Надо пойти посты проверить.
Будет исполнено!
Подожди. Экий ты шустрый. Как таракан. Я сам посты проверю. Я говорю, что перед этим надо чайку попить.
Дело говорите. Медочку принести?
– Догадливый ты, паря. Ну, давай. Одна нога здесь, а другая в саду!
Ростислав – перед тем как начальник потревожил его «зеркало» делал из своего сапога. Так старался, так драил сапог, будто собирался бриться перед ним.
Теперь
Усы начальника затрепетали от хохота.
Проснись, тетеря!
Есть проснуться! – Надраенный правый сапог остался блестеть у порога, а левый – засверкал, закопытил за стеной караульной избы. Ростислав бежал по саду, спотыкался на камнях, пробуксовывал на чернозёмном дымном киселе.
Начальник взял с подноса осьмигранную кружку, налил кипятку. Усами подёргал, причмокивая и уже предвкушая медовую блажь.
Но солдат почему-то вернулся быстрее обыкновенного. Дверь за спиной широко распахнулась – аж затылок у Охры ветерком обдало.
– Ви… новат, – пролепетал побледневший парень.
«Тигровый глаз» охранника метнулся в темноту за двери.
Что случилось?
Бе… бе…
Короче! – рассвирепел начальник. – Что ты блеешь, как баран на новые ворота?!
Бе… беда, ваше бродие! Там в каждой бочке меда… по ложке дегтя!
От изумления Охран Охранович усы уронил в кипяток. Осьмигранная кружка в руке заплясала, кидаясь каплями.
– Ох, мать вашу дёгтем! – Он подскочил, ошпаренный. Кружка расплескалась в воздухе, ударилась об пол – разлетелись крупные куски заморского фарфора, похожего на рафинад.
В тишине за стеною почудилось хрюканье. Охран Охранович палец поднял к потолку – достал до матицы.
– Ты слышал?
Так точно-с! – Ростислав глядел на указательный перст начальника.
Значит, проворонил? Пропустил нечистого?
Не может быть!
А кто же это хрюкает?
Солдат подумал, продолжая преданно пялиться наверх.
Доедала, наверно? – сказал неуверенно.
Какой тебе… надоедала?
Ну, который недавно пришёл во дворец. Доедалой работает при царском столе. Иногда он в поросёнка превращается. Я видел. Как нажрётся, так…
Что ты плетёшь?
– Ей-богу! Хоть под присягой могу подтвердить!
Красная жжёная охра на скулах начальника заметно побелела. Стоячие усы обвяли – сделались похожими на крылья подбитой птицы.
Однако через несколько мгновений «тигровый глаз» уже горел тигриною отвагой и решимостью – прожигал сырые сумерки предутреннего сада.
– Я поросёнка этого найду! – сам себе пообещал охранник, внимательно заглядывая под кусты и деревья. – А это что? Петух? Железный? Странно. Как он сюда прилетел?
Глава
Робкий розовый лучик – наподобие птенчика – полетел с востока через тайгу, через моря, через поля. И вдруг застрял, зажатый огромными скалами на перевале. Набежавший ветер чуть подтолкнул его. Лучик расправил крылья, осмелел, вырываясь на волю, и даже стал какую-то песню щебетать, пролетая сквозь туманы, скирдами стоящие на берегах, на полянах.
Вслед за первым лучом стриганул в небеса и второй, и третий…
С каждой секундой светало Святогрустное Царство – необъятное, дивное. Сёла и деревни просыпались. Пробуждались гардарики – так в этом царстве когда-то называлась города. И пройдёт совсем немного времени, когда весёлое и дерзкое племя дурохамцев нагрянет сюда, и устроит…
А впрочем, не стоит, не стоит вперёд забегать.
Царь-Город посветлел. Колокольни в небесах раззолотились. И переулки, и улицы и площади – всё кругом оголосилось.
Кто-то радостно воскликнул:
Доброе утречко, Устя! Пришёл?
Доброе, доброе…
Как ночевалось в полях?
– Красота!
Устя Оглашенный – юродивый старик. Ходит по стране, чего-то ищет. В Царь-Город заворачивает время от времени. За плечами Оглашенного – гармошка с дыркою на ситцевых мехах. Говорят, когда Устя начинает играть, из дырки этой, как из скворечника, вылетают птицы – волшебные Сирины и Алконосты.
Два старика остановились – борода к бороде. Оба глуховатые, кричат:
Казнить как будто сёдня будут?
Ой, навряд ли, кум!
Пошто?
Царь больно мягкий. Нам потверже надо бы. А то мы совсем распоясаемся!
Нет, моя опоясочка туго затянута!
На другом конце площади – другой разговор.
Будут казнить, только не седня. Палача поджидают.
Какого?.. Дурохамца, что ль?
Нет, заморыша этого… Топтар Обездаглаевич-Ибн-Обуглы. А может быть, ё… об углы?
Рядом – баба в нарядном платке.
Мужики, не лайтесь!
Кто? Марфуша, Бог с тобой! У палача такое имя с отчеством.
Ты меня за дуру не держи!
– Да у меня и руки-то в карманах. Буду я хватать тебя, ага. Размечталась.
Вокруг захохотали. Смущенная баба исчезла в толпе. Угловое окошко открылось в белокаменных царских палатах. Кто-то глазастый сразу приметил:
Ребяты! Царь у окошка стоит!
Волнуется, батюшка.
Известное дело… Тут, бывалоча, куренку башку срубить, сварить похлебку – и то переживаешь, сердцем маисся. А ежли человеку? Он хоть и разбойник, а всё ж таки человек.