Святая кровь
Шрифт:
Мечеть Марвани послужила похитителям точкой доступа к подвалам под горой, в потайную комнату, замурованную за стеной мечети: они проломили в ней брешь пластичной взрывчаткой С-4.
Лицо Мухаммеда покраснело. Он только играл на руку Талибу. Этот человек явно решил наказать его в назидание другим. Ясно было одно: назначение Талиба было признаком скрытой антиправительственной политической программы, разворачивающейся на куда более высоком уровне. При нынешнем положении дел Мухаммед по-прежнему не понимал, как могли израильтяне позволить Талибу даже въехать в страну. Скорее всего,
— Мы всегда стремились к разумному решению — к миру. Сотрудничеству. Сосуществованию. Именно этому учил нас Пророк, — отчаянно пытался оправдаться Мухаммед.
— К миру? — хмыкнул Галиб. — Сосуществованию?
Он с издевкой протянул руки к Мухаммеду и обвел взглядом сидящих за столом.
— В Иерусалиме нет никакого мира. Мир — безнадежный идеал, к которому взывают слабые. Никогда не бывать миру в том месте, где евреи, как вредители, роют ходы под священной мечетью великого Пророка. А сосуществование — это оправдание вашему страху перед их армией и ядерным оружием. Только победа принесет мир. И во имя Аллаха мы ее одержим.
В нем сейчас ярко преобладал учитель, всегда готовый нести тафсир ал-Куран, [48] поощряющий джихад.
— Или у вас другое мнение?
Хмурые лица повернулись к Мухаммеду. Вопрос был как заряженное ружье. Мухаммед помедлил, обдумывая достойное возражение.
— Я вовсе не мирюсь с тем, что происходит, но…
— Да я своими ушами слышал, как они там роют! — не выдержал другой старейшина. — Молюсь в мечети… и прямо у меня под ногами… Отбойные молотки!
48
Толкование Корана.
Он приложил к уху ладонь лодочкой и попытался повторить звук:
— Шух-шух-шух, шух-шух-шух. Своими ушами. Истинная правда. Евреи хотят разрушить харам!
Комната взорвалась.
С улыбкой Галиб наслаждался моментом. Полминуты спустя он наконец воздел руки, призывая к молчанию.
— Инвазия. Нашествие термитов. Вот с чем мы имеем дело. Здесь возник очаг эпидемии, который надо ликвидировать. Мы должны очистить наш дом от скверны. И это не выбор. Это наш скрепленный присягой долг.
Члены совета единодушно прокричали слова поддержки.
— Мы должны удерживаться от радикальных мер, — мягко упрашивал Мухаммед, поднявшись со стула и опустив ладонь на стол. — Враждебные действия приведут только к невинным жертвам.
Он дважды хлопнул ладонью по столу.
— Разве не подтверждается это раз за разом?
Его голос потонул в криках порицания. Талибу пришлось вновь вмешаться, чтобы утихомирить собрание. Длинным тонким пальцем он ткнул в сторону Мухаммеда и скомандовал:
— Сядьте!
Решимость на лице Мухаммеда сменилась отчаянием. Он вскинул
— Я отказываюсь поддерживать это…
Он намерился было выйти из комнаты.
Правая рука Талиба, словно лезвие рассекла воздух.
— Я еще не закончил! — проревел он, раздувая ноздри.
Мухаммед остановился и повернулся к нему.
— Евреям не место здесь! — Галиб сжал кулак и рубанул им как молотом. — Это истина, которая не оспаривается! Будьте уверены: наш ответ на недавние события будет скорым и конкретным. И голос наш должен быть единым. Совершенно очевидно, что произнесенные вами слова — исключительно ваши собственные и не смогут отравить наши уши. Поэтому совет больше не нуждается в ваших услугах. А теперь ступайте и больше не возвращайтесь.
Рука резко описала в воздухе дугу в сторону двери.
— И разрешите напомнить вам, что все, что вы вынесете за эти стены, может возыметь серьезные последствия. — Он скривился. — Крайне серьезные.
19
Кумран
К тому времени, когда Амит повернул лендровер с Кальях-Седом на дорожку к пустынной автостоянке, солнце уже опускалось за горы Иордан, зажигая Мертвое море янтарем и сапфиром. Он выбрал место рядом с посаженной рощицей пальм, граничившей с крохотным импровизированным оазисом — Кумранским туристическим центром.
— Романтично, — сказала Жюли. — Все здесь в нашем распоряжении.
— Жаль, вина не захватил.
— Отстаете от жизни, — поддразнила она, покачав головой.
Амит натянуто усмехнулся, зная: покажи он египтологу то, что нашел в горах, она бы так не сказала.
Оба вышли из машины.
Амит обошел машину и открыл пятую дверь, чтобы достать продукты.
Жюли воспользовалась моментом и стала любоваться живописным морем с его белым от корки минералов берегом, суровыми темно-коричневыми горами, подпирающими залитое аметистовым свечением небо.
Лендровер мигнул фарами и, тоненько чирикнув, щелкнул замками. Амит убрал ключи в карман и подошел к Жюли с фонариками и черным рюкзаком.
— Господи, какая красота, — сказала она.
— Красота. А чем пахнет, чуете?
Он сделал ровный и долгий вдох носом, ощутив различимый аромат глины, поташа и брома.
Она тоже принюхалась, ее тонкие ноздри трепетали.
— Историей пахнет… Библией. Эти запахи зовут меня сюда вновь и вновь, — признался он.
— Ага. Очень напоминает запах в бассейне, — чуть задиристо с французским акцентом сказала она. — Ну, так в ковчеге чего только не было…
— Как же вы немилосердны.
Покачав головой, он вручил ей фонарь.
Амит повел Жюли мимо приземистой сувенирной лавки и кассы к гравийным тропинкам, что бежали к отвесным скальным склонам, формировавшим сплошную стену. Слева виднелись раскопки деревни, в которой ессеи жили вплоть до первого столетия нашей эры. Чуть дальше темнело глубокое ущелье, протянувшееся от моря к внушительной расселине, врезавшейся в скалы водостоком зимних паводков. Амит и Жюли шли к зигзагообразной тропинке, взбиравшейся вверх по расселине.