Святая
Шрифт:
– У людей. Тело твердое, а душа невидима. До тех пор, пока они не будут разделены, и тело не превратится в прах, а душа не попадет в другой мир. Тогда и душа становится твердой.
– А как у меня? – спрашиваю я. – На что похожа моя душа? Ты ее видишь?
– Она прекрасна. – Он улыбается. – У тебя чудесная душа. Как и у твоей мамы. – Уже почти полностью стемнело. В нескольких футах от нас начинает стрекотать сверчок. Я думаю, что нам пора идти.
И нам все еще предстоит больше часа добираться до дома. Но я продолжаю сидеть.
– Мама…она отправится
Он кивает, его лицо светлеет. Он счастлив, что она умирает, доходит до меня.
Потому что на небесах у него есть шанс быть с ней все время. Он счастлив, но ради меня старается подавить это чувство, посмотреть на это с моей стороны.
– Ее тело увядает, - говорит он. – Скоро она навсегда его покинет.
– А я смогу видеться с ней? – В груди расцветает надежда. Мы можем пересекаться, где-нибудь между небом и землей. Мама же была однажды на небесах. Я тоже могу отправиться туда. Я бы не чувствовала себя так ужасно, если бы смогла иногда видеть ее, разговаривать с ней. Принимать ее советы, шутки и остроумные замечания. Я все еще могу сохранить себе маму.
– Ты можешь летать на небеса, - отвечает отец. – Как Трипл, ты обладаешь способностью путешествовать между мирами. Димидиус должен помогать, но в истории много случаев, когда Триплы учились этому сами.
Я почти смеюсь, настолько это хорошая новость.
– Но маловероятно, что ты будешь видеться с мамой, - говорит он. – Она отправится в собственное путешествие, в котором ты не сможешь ее сопровождать.
– Но почему? – знаю, что вопрос звучит, как у трехлетнего ребенка, плачущего без мамы, но не могу с этим справиться. Я вытираю внезапные слезы обиды. Я вскакиваю на ноги и бросаю недоеденное мороженое в урну неподалеку.
Он не отвечает, что само по себе заставляет меня смутиться еще больше.
– Нам пора, - говорю я. – Все будут думать, куда мы подевались. – Он доедает мороженое и идет за мной к машине. Следующие полчаса мы едем в полной тишине, минуя освещенные фермы, стоящие поодаль от дороги, силуэты лошадей в полях, затем въезжаем в сосновый бор, мимо указателя «ВЪЕЗД В ДЖЕКСОН ХОЛЛ» на дороге Титон. Отец не кажется сердитым, скорее, он проявляет уважение к моему личному пространству. Я ценю это, и в то же время меня это возмущает. Меня возмущает то, что он может заставить меня ценить это, даже не смотря на то, что он считает, что совершенно нормально вот так ворваться в мою жизнь и ставить меня под удар.
А потом я чувствую вину за то, что злюсь, потому что он – ангел, посланник бога.
– Извини, - наконец говорю я, когда мы проезжаем узкий поворот к Джексону.
– Я люблю тебя, Клара, - говорит он после долгой паузы. – Хочу, чтобы ты чувствовала это. Ты чувствуешь?
– Да.
– И я обещаю, ты встретишься с мамой снова.
Я напоминаю себе, что он относится к тем парням, которые не нарушают обещаний.
За ужином тихо, за столом только отец, Джеффри и я. Джеффри практически проглатывает свою порцию и уходит, что расстраивает отца, или что-то похожее на это, насколько отец вообще способен расстраиваться.
–
– Ты звонил мне раньше, - напоминаю я ему. – Как так получилось, что ты никогда не выглядел заинтересованным в этом?
– Мне было неловко притворяться, - говорит он, опустив глаза.
– Имеешь в виду, лгать мне?
– Да. Это происходит неестественно и причиняет боль.
Я киваю. В этом есть смысл. В конце концов, начинает иметь смысл. Это помогает.
Я улыбаюсь отцу, извиняюсь и отправляюсь в свою комнату, корпеть над домашней работой. Не проходит и десяти минут, как Кристиан появляется на крыше. Он подходит прямо к окну и стоит там, глядя на меня, затем стучит по стеклу.
Я открываю окно. – Тебе не следует здесь появляться. Это не безопасно. Нас тут вообще-то Черное Крыло преследует, забыл?
Взгляд его зеленых глаз внимателен, словно он оценивает меня. – Забавно, потому что мне показалось, что сегодня я видел ангела, изгоняющего Семъйязу с поля. Я решил, что теперь это безопасно.
– Что ты видел?
– Я подошел к окну в конце коридора на втором этаже. Это было довольно впечатляюще. Такие крылья, просто вау.
Не знаю, что сказать. Поэтому говорю первое, что приходит в голову: - Хочешь войти? – Он медлит. Он ни разу еще не был в моей комнате. – Ладно. – Я смущена тем, как по девчачьи выглядит моя комната: множество разбросанных розовых безделушек. Розового медведя я запинываю под кровать, хватаю лифчик, висящий на столбике кровати, и пытаюсь незаметно затолкать его в корзину для белья. Затем я заправляю за ухо выбившуюся прядь волос и смотрю куда угодно, лишь бы не на Кристиана.
Он кажется смущенным, как и я, не уверенный, что делать в этой ситуации. Представьте нашу досаду, когда в ту же секунду раздается деликатный стук в дверь и входит отец.
– О, здравствуй, - говорит он, глядя на Кристиана.
– Пап! Ты не…это не…
– Кристиан Прескотт, - выдает отец. – Я всегда узнаю эти глаза. – Мы с Кристианом переглядываемся, он совершенно сбит с толку тем, что отец знает его, я же злюсь, потому что не хочу, чтобы Кристиан думал, что это я так поэтично расписываю отцу его глаза.
– Я Майкл. Отец Клары, - говорит отец, протягивая руку.
Забавно, что он всегда говорит это абсолютно одинаково.
Кристиан не медлит. Он крепко пожимает руку отца.
Отец улыбается. – Это, и правда, замечательно, как сильно ты похож на свою маму.
– Вы знали мою маму? – голос Кристиана почти мучительно нейтрален.
– Достаточно близко. Она была очаровательной женщиной и хорошим человеком.
Около минуты Кристиан стоит, глядя в пол, затем встречается с отцом взглядом. – Спасибо. – Он переводит взгляд на меня, задерживается на моем лице, словно видит меня в совершенно новом свете. Затем говорит: - Что ж, мне пора. Я просто пришел убедиться, что с Кларой все хорошо после того, как она ушла сегодня посреди урока.