Святоотеческие наставления о молитве и трезвении или внимании в сердце к Богу

Сборник

13) Правость и чистоту жизни ничто так не может установить и утвердить, как частое бывание здесь в храме и усердное слушание Слова Божия. Ибо что пища для тела, то для души научение божественными словесами. Не о хлебе едином жив бывает человек, но о всяком глаголе исходящем из уст Божиих (Втор. 8, 3). Почему и не причащение сей трапезы производит своего рода голод. И Бог угрожает им и наводит его, как наказание и кару. Послю, говорит Господь, глад на землю, не глад хлеба, не жажду воды, но глад слышания слова Господня (Амос. 8, 11). Как же после сего не неуместно будет, для отстранения глада телесного, все делать и предпринимать, а душевный глад самим себе добровольно причинять, тогда как он гораздо бедственнее первого, – настолько, насколько в важнейшем терпится и ущерб от него. Прошу же вас и молю, не будем устроять против себя такого злого навета, но всякому другому делу и занятию будем предпочитать пребывание здесь (в храме). Ибо скажи мне, что можешь ты приобресть такого, что могло бы равняться вреду и для тебя и для дома твоего от оставления церковного собрания? Хотя бы ты нашел сокровищницу, всю битком наполненную золотом,

и ради того не пришел сюда, – все больший потерпишь ты вред, – настолько большой, насколько духовное ценнее чувственного. Того хоть бы и много было, и оно отвсюду больше и больше стекалось, – не велико дело; потому что оно не будет сшествовать нам в тамошнюю (загробную) жизнь, не преселится с нами на небо и не предстанет пред страшным престолом, а почасту даже и прежде кончины оставляет нас и расслывается, если же и остается в наших руках до конца жизни, всячески самою кончиною отъемлется у нас. А духовное сокровище есть неотъемлемое стяжание, – всегда сопутствует нам, последует за нами при переселении отселе, и пред Престолом Судии подает нам великое дерзновение [1, 800—1].

14) Двоякий получаем мы плод от бывания на церковных собраниях. Не то только бывает плодом сего, что мы души свои напаяем божественными словесами, но еще и то, что мы чрез то врагов своих покрываем крайним стыдом, а братьям нашим доставляем утешение и оживление. Ибо когда, подошедши к сим священным дверям, увидит кто, что собравшихся немного, тотчас охлаждается и в том усердии ко храму, какое имел, поддается припадкам разленения и, расслабши совсем, удаляется прочь от церкви; а когда увидит, что отвсюду со всем усердием спешат в церковь и стекаются на служение Богу, тогда, хотя бы он был самый нерадивый и беспечный, это видение усердных возжигает и в нем равное усердие. Ибо если камень о камень тремый скоро извлекает искру, если и тогда, как камень холоден, а огонь горяч, соударение их побеждает естество; то, если с камнем это бывает, не тем ли паче будет с душами, когда они одна о другую станут тереться и взаимно согреваться огнем духа [1, 801]?

15) Муж глава жене (Еф. 5, 23), а жена помощница мужу. Итак глава да не решается без тела своего ятися пути, ведущего к сему священному месту, и тело да не является здесь без главы, но да входят сюда и глава и тело, имея с собою и чад своих. Ибо если приятно видеть дерево с отростками от корня его, тем паче приятно видеть человека, имеющего при себе дитя, как отрасль от корня своего. И не только приятно это, но и благотворно и похвально. Благотворно для собравшихся, в том смысле, как сказал я выше; похвально для родителей и служителей слова: ибо и земледельцу мы дивимся не тогда, когда он обрабатывает землю, не раз уже обработанную, но тогда, когда он, взяв землю непаханную и незасеванную, всякое об ней прилагает попечение, чтоб сделать ее плодоносною. Так и св. Павел действовал, в честь себе ставя – проповедывать Евангелие не там, где именовася уже Христос, а там, где не именовася. Ему и мы будем подражать, и в возращение Церкви, и для нашей собственной пользы [1, 802].

16) Не столько царская корона украшает главу, сколько крест, всего мира честнейший. От чего прежде все с ужасом отвращались, то ныне стало для всех вожделенно, – и ты повсюду встретишь его, у начальников и у подначальных, у жен и мужей, у дев и замужних, у рабов и у свободных. Все часто напечатлевают его на важнейшей части своего тела, и на челе своем изображенным, как на колонне, носят его повседневно. Он – на священной трапезе, он – в хиротониях иереев, он опять с телом Христовым на Тайной вечери сияет. Его всюду господствующим может видеть всяк, – в домах, на рынках, в пустынях, на дорогах, на горах и холмах, на море, кораблях и островах, на одрах, одеждах и оружиях, на сосудах серебряных и золотых, на камнях драгоценных и украшениях стен, на телах, обладаемых демонами, во время войны и мира, и днем и ночью. Так вожделен для всех стал сей дивный дар, – сия неизреченная благодать! Никто не стыдится его, никто не закрывает лица своего, помышляя, что он есть знак поносной смерти: но все украшаемся им паче, нежели коронами, диадимами и бесчисленными маргаритами [1, 826].

17) Хочешь ли видеть наилучшее украшение постели? И сейчас покажу тебе украшение постели не какого-либо простого селянина, и не человека военного, но постели царской. Я совершенно уверен, что, будь ты из всех самолюбивых самолюбивейший, не пожелаешь однако ж постели краше постели царя, и царя не какого-нибудь, но царя первого, всех царей царейшего, и доныне славимого во всей вселенной. Указываю тебе на постель блаженного Давида. Знаешь, какова она была? Она была преукрашена не золотом и серебром, но слезами и исповеданием. Об этом сам он сказывает, говоря: измыю на всяку мощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу (Пс. 6, 7). Слезы, будто маргариты, отовсюду были на ней насажены. И посмотри ты мне, какая у него боголюбивая душа? Так как днем развлекали его многие заботы и попечения о делах народных и воинских, то он на исповедание, молитвы и слезы употреблял время отдыха, в которое другие все наслаждаются покоем. И это делал он не так, чтоб одну ночь побдел, а другую отдыхал, или по две и по три ночи бодрствовал, а в промежутках предавался покою, но делал так всякую ночь. Изымю, говорит, на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу, – выражая тем и обилие слез и постоянство в них. Когда все отдыхали и предавались покою, один он беседовал тогда к Богу, и очей не смыкал, с сокрушением и плачем исповедуя грехи свои. Такую же и ты приготовь себе постель. Постель, золотом обложенная с одной стороны, зависть человеческую возбуждает, с другой – гнев Божий воспламеняет. Слезы же, подобные слезам Давида, даже гееннский огнь угашают [1, 973].

18) Для чего Бог вложил в душу нашу такого деннонощно бодренного и бдительного судию? Совесть, говорю. Между людьми нет такого неусыпного судии, как наша совесть. Внешних судей и деньги портят, и лесть расслабляет, и страх заставляет кривить весы, и многое другое уклоняет от праведного решения дел. Совестное же судилище ничем таким не повреждается; но хоть деньги давай, хоть лесть расточай, хоть стращай, хоть другое что делай, она все праведное произносит осуждение погрешивших помыслов: и сам согрешивший, сам он осуждает себя, хотя бы никто

другой не обличал его в грехе. И это не однажды и дважды, но многократно и всю жизнь не перестает она делать. Пусть и значительное пройдет время, она никогда не забудет сделанного. И во время совершения греха, и прежде совершения его, и после совершения строгим налегает на нас судом, – особенно после прегрешения. В то время, как совершаем грех, опьяняемые сластию греховною, не так чувствуем мы (упреки совести); но когда грех сделан и дело грешное приведено к концу, тогда сласть греховная исчезает и находит горькое жало покаяния. Противное сему бывает у рождающих. У тех прежде рождения бывают боли нестерпимые, муки раздирающие, после же рождения – радость и покой, ибо вместе с исходом плода чревного отходят и все боли: а здесь не так, но когда приемлем греховные помыслы и зачинаем преступные желания, радуемся и веселимся, а когда родим злое дитя – грех, тогда, увидев срамоту рожденного, начинаем мучиться и раздираться болями, горшими, чем у рождающих. Посему не будем, прошу вас, принимать особенно вначале растлительного похотения: если же примем, истребим сие семя внутри (прежде чем созреет и родится из него плод). Но если и это допустим по нерадению, поспешим убить делом совершенный грех, исповедию, слезами и осуждением самих себя. Ибо ничто так не разрушительно для греха, как самоосуждение с покаянием и слезами. Осудил ты себя в грехе? Сбросил с себя бремя его. И кто это говорит: Сам Бог – Судия. Глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися. Чего же ради, скажи мне, ты стыдишься и краснеешь исповедать грехи свои? Человеку разве сказываешь ты их, чтоб он поносил тебя? Или сорабу твоему исповедаешь, чтоб всем о том рассказал? Нет; но Господу, милосердому, человеколюбивому Врачу, показываешь раны свои [1, 1011].

19) Грешник ты? Не отчаивайся, но вниди (в церковь) и покайся. Согрешил ты? Скажи Богу: согрешил я. Какое затруднение сказать: согрешил я? Разве, если не скажешься грешником, не будешь ты иметь диавола обличителем своим (на суде)? Предупреди же и восхити это его достоинство: ибо осуждать – его достоинство. И почему тебе не предупредить его, не сказать греха и не изгладить его, когда знаешь, что в нем (диаволе) имеешь ты такого обличителя, который молчать не станет? Согрешил? Вниди в церковь и скажи Богу: согрешил. Ничего другого я не требую от тебя, кроме этого одного. Ибо Писание говорит: глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися (Ис. 43, 26). Скажи грех, чтоб разрешиться от греха. Труда в этом нет, много набирать для этого слов не нужно, и траты никакой на это не требуется, и ничего подобного. Слово изреки, отнесись благоумно к греху своему, сказав: согрешил я. Скажешь: откуда видно, что если я скажу сам грех свой, то получу разрешение в грехе? Имеешь в Писании пример и того, как один сказал свой грех и получил прощение, и того, как другой не сказал своего греха и был осужден. Это Каин и Давид [2, 285].

20) Молись каждочасно; но не скучай молясь, и не ленись испрашивать милости у человеколюбивого Бога, – и Он не оставит тебя за неотступность твою, но простит тебе грехи твои и даст тебе то, о чем просишь. Если, моляся, услышан будешь, пребывай в молитве, благодаря (за милость); а если не будешь услышан, пребывай в молитве, чтобы услышану быть. Не говори: много молился я, а услышан не был; потому что и это часто бывает для твоей же пользы. Знает Бог, что ты ленив и себе поблажлив, и если получишь просимое, уйдешь и не станешь больше молиться; почему отлагает услышать тебя, чтоб, по причине нужды, заставить тебя чаще беседовать с Ним и проводить время в молитве. Пребывай же в молитве и не допускай в себе разленения в ней. Молитва много может, возлюбленный; почему приступай к ней, не как к делу маловажному [2, 297].

21) Согрешил? Войди в церковь и изгладь грех свой (покаянием). Сколько раз ни упадешь на торжище, всякой раз встаешь: так и сколько раз ни согрешишь, спеши покаяться, не допускай отчаяния. Еще согрешишь, еще покайся; не опускайся и не отпадай от надежды получения предлежащих нам благ. Хоть ты уже старик и согрешил, – иди в церковь и покайся. Здесь врачебница, а не судилище; здесь не муки за грехи налагают, а дают отпущение грехов. Богу единому скажи грех свой: Тебе единому согреших и лукавое пред Тобою сотворих (Пс. 50, 8), и оставится тебе грех твой [2, 297—8].

22) Имеешь и другой путь покаяния, нетрудный, но очень удобный. Какой же это? Плачь о грехе своем, научаясь сему из Евангелия. Петр, верховный апостол, друг Христов, не от человека приявший откровение, но от Отца, как свидетельствует о нем Владыка Христос, говоря: блажен еси Симоне, вар Иона, яко плоть и кровь не яви тебе, но Отец небесный (Мф. 16, 17), – сей Петр грех совершил не малый какой, но крайне великий, – отвергся самого Господа, – говорю сие не в осуждение его, но тебе в руководство к покаянию, – самого Господа, Владыки вселенной, Спасителя всех отвергся. И когда это? В ночь, когда предан был Христос. Стоял, говорит Евангелие, Петр при огне и грелся. Подходит служанка и говорит ему: и ты был с Иисусом (Мф. 26, 69). Он же что? – не вем человека сего (Мр. 14, 68). Потом во второй и в третий раз тоже. И исполнилось проречение Господа. Тогда воззрел на Петра Христос и взорами испустил глас (обличения ему). Не устами сказал Он ему слово, чтоб не обличить его пред Иудеями и не посрамить своего ученика, но взором испустил глас (обличения), как бы так: Петре! исполнилось, что я говорил тебе. Тогда восчувствовал Петр свое падение и начал плакать, – и плакал не просто, но горько, слезами из очей второе устрояя себе крещение. Таким горьким плачем изгладил он грех свой. Если же такой грех изглажден плачем, то ужели ты, если восплачешь, не изгладишь греха своего? Не мал был грех – отвергнуться своего Владыки и Господа, но крайне велик и тяжел; и однако ж слезы изгладили сей грех. Плачь же и ты о грехе своем, – и плачь не просто и не для вида только, но горько, как Петр. Из самой глубины изведи источники слез, чтоб, умилосердясь над тобою, Господь простил тебе грех твой. Человеколюбив бо есть, как сам сказал: не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего, и живу быти ему (Иез. 33, 11). Малого хочет Он от тебя труда, а Сам тебе дает великое. Повода ждет от тебя, чтобы дать тебе сокровище спасения. Принеси слезы, и Он дарует тебе прощение; принеси покаяние, и Он подаст тебе оставление грехов [2, 298].