Святополк II. Своя кровь

Романова Галина Львовна

Как ни плохо понимал язык кочевников Лют, по взглядам половцев он догадался обо всем и, не понимая, что делает, кинулся к хану:

–  Нет! Лучше возьми меня к себе!

Кто-то из половцев, немного знавший русский язык, перевел его слова, и Аяп со свитой закачался в седле от дружного хохота. Зато за спиной Люта послышались негромкие сердитые голоса - остальные полоняники не могли понять и простить его порыва.

–  Ты трусливый пес, урусский щенок! Ты боишься смерти!
– Аяп еще смеялся, но глаза его уже были полны презрения. Мгновенно размахнувшись, он ударил Люта камчой по лицу и ускакал вперед.

Еще несколько дней спустя орда

Тугрей-хана соединилась с другой ордой. Насколько хватало глаз, стояли юрты знатных ханов, их приближенных и советников, теснились полукольцами кибитки с добром. Между ними стояли подводы с награбленным в русских городах и весях добром. Шныряли собаки. Скотину и коней отогнали подальше, попастись на осенней тощей траве. Полоняников тоже собрали вместе, обнесли оградой.

Люта после того, как он заговорил с Аяп-ханом, товарищи по несчастью недолюбливали, и он жил тише воды, ниже травы. Оказавшись в коше, лег в сторонке, боясь, как бы его не задели. И уж конечно не расспрашивал соседей, кто они и откуда, и потому не знал, что здесь есть несколько человек из села Красного - того самого, что стояло под Торческом и которое прежде было дадено для кормления княжьему тиуну Захару Гостятичу.

А еще через два дня прибыли купцы.

Оживление воцарилось сперва на дальнем краю коша. Вошедшие половцы стали побоями и окриками поднимать узников. Приученные к тому, что за малейшую повинность секут до полусмерти, а то и вовсе убивают, люди послушно вскакивали и разбегались в разные стороны. Мужчин сгоняли отдельно, женщин отдельно.

Потом вместе с ханами и беями между десятками появились купцы-иудеи. Одетые в стеганые халаты, подпоясанные и мало чем отличимые от кочевников, они шли спокойно и деловито. Трое старших купцов остались с ханами, а их приказчики и помощники вместе с рядовыми половцами осматривали людей и вносили их число на вощеные дощечки, считая десятками.

Лют чуть не ахнул, увидев «своего» хана Аяпу. Возле него остановился дородный чернобородый купец с горбатым носом и бегающими холодными глазами. Он был во всем черном и казался толстым старым вороном, прилетевшим на поле боя клевать трупы. Слегка поворачивая голову, он осматривал русичей и изредка кивал, указывая помощникам на того или другого.

–  Еще тот и этот, - указывал он пальцем, на котором сидело огромное золотое кольцо. И приказчик послушно кивал, делая пометки на воске острой палочкой.

Люту показалось, что на него обращен чей-то пронизывающий взгляд, но тут купец хлопнул в ладоши, отдал по-половецки приказ, и охранники вместе с его помощниками погнали отобранный полон прочь. Среди пленников поднялся глухой ропот, который быстро пресекли кнутами.

Перед тем как отправить юношей и подростков, купец подошел, сам осмотрел их, щупая плечи и руки. Двух-трех брал за подбородки, одобрительно щелкал языком. Люта всего передернуло, когда купец, дойдя до него, заулыбался и потрепал парня по щеке.

–  Ты красивый юноша, - сказал он вдруг по-русски.
– Я подарю тебя эпарху [24] в Константинополе - он любит таких отроков. Не бойся! Если понравишься эпарху, будешь жить в довольстве… Держите его отдельно от остальных!

Десяток Люта погнали прочь, но ноги отрока словно приросли к земле. Не понимая, что его ждет, он осознал главное - их увозят прочь с Руси, в чужие страны. Половецкая степь хоть и велика и человек затеряется в ней, что песчинка, но все же с Руси долетают сюда ветра

и дожди, там берут начало многие половецкие реки. Его дернули силком, он споткнулся, упираясь, - и увидел Аяпа.

[24]Эпарх - градоначальник Константинополя в Византии.

Молодой хан сидел верхом на коне в окружении свиты, и помощник купца что-то быстро говорил ему, часто кланяясь. Он не смотрел на полон, но вздрогнул от пронзительного крика:

–  Хан!

Аяп сдвинул брови, скользнул взглядом по полоняникам и увидел Люта. Его силком загоняли в колонну. Молодой хан раздвинул в насмешливой улыбке губы, но потом резко вскинул руку:

–  Погоди, Иаким! Купец быстро обернулся:

–  Что угодно светлому хану?

–  Этот урусский щенок мой! Прикажи отдать его моим людям.

–  Но я его купил! Светлый хан взял у меня золото!..

–  Здесь моя степь.
– Аяп не смотрел на купца.
– Здесь я хозяин. Прикажу - сам встанешь в десяток, и я найду, кому тебя продать!

Он вскинул руку - и тотчас десятка три половцев выросли как из-под земли, а приближенные хана обнажили сабли. Вместе их было ненамного меньше, чем людей купца Иакима, но вокруг тысячи половцев, они не простят смерти сородичей… И купец с горечью махнул рукой:

–  Отвяжите его!

Люта, как щенка, бросили к копытам ханского коня. Он упал щекой в грязь, и умный конь, чтобы не наступить, сделал шаг назад и, наклонив благородную голову, коснулся уха отрока мягкими теплыми губами.

–  Встать!

Затекшие от веревки руки онемели и распухли. Лют с трудом выпрямился, поднял глаза на хана, плечом стер со щеки грязное пятно и осторожно, чтобы не навлечь беды, отвел морду тянущегося к нему коня. В глазах Аяпа было презрение, но и еще что-то.

–  Возьми повод, - приказал он.
– Веди.

Как во сне, Лют прикоснулся к расшитым поводьям, не удержался и погладил шелковистый нос ханского коня. Жеребец фыркнул, насторожив уши, но не отпрянул.

–  У меня есть конь, - сказал Аяп.
– Мы захватили его в одном урусском селе. Он красив, как степь весной, и строен, как десять урусских невольниц. Но не подпускает к себе никого. Если ты сумеешь укротить его для меня, будешь ходить за моими конями. Если нет - пожалеешь!

Он бросил повод, выпрямляясь, и Лют, стараясь унять дрожь в ногах, повел ханского коня из коша.

Ждану, Светлану и Олену не разлучили весь долгий трудный путь до Олешья. Про то, как этот город зовется, они узнали много позже, каждая в свое время.

В пути было тяжко. Женщин и девушек стерегли особо - многие бедные половцы, не имея золота и овец для выкупа невесты, были вынуждены жениться на пленницах. Кроме того, полонянку можно было выменять, продать, подарить. Поэтому их почти не били - разве что в самый первый день, когда узницы еще не смирились с неволей, многих высекли и изнасиловали. По дороге все трое поддерживали друг друга, Светлана и Ждана помогали Олене - она была совсем плоха и горько оплакивала новорожденного сына. Остальные пленницы поглядывали на них с завистью - никто из них не знал, где находятся их собственные сестры, невестки, дочери и матери. Не родные друг другу по крови, Ждана, Светлана и Олена стали ближе сестер. И когда однажды, захворав, Олена поутру еле поднялась и заметивший это половец решил было зарубить заболевшую, Светлана отважно бросилась на ее защиту: