Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения
Шрифт:
– Проходите, гости дорогие! Проходите в дом, за стол!
Остромир рассмеялся:
– Ты, Илия, не спеши, мы не на один миг к тебе, мы по делу. По важному делу!
Едва гости прошли в трапезную, как туда вплыла хозяйка дома. Илия подивился супруге – и когда успела принарядиться? Повета несла себя важно, как большую ценность. Медленно, с достоинством поклонилась, повела полной белой рукой:
– Милости просим к столу…
Зоркий взгляд Поветы приметил все: и то, что Остромир наряден, и что Ярослав явно кого-то ищет глазами.
По терему и двору уже метались холопы, доставая из погребов всякую снедь, бросая на столы новые скатерти и ставя посуду, в поварне тут же зашкворчало и зашипело, по двору разнеслись умопомрачительные запахи.
Пришедшие чинно расселись по лавкам, хозяева остались стоять. Остромир усмехнулся:
– Чего же это мы сидим, а ты, боярин, стоишь? И боярыня тоже. Разговор долгий пойдет…
Илия чуть смущенно пожал плечами и присел, но почти на краешек, а Повета так и осталась стоять, соображая, успеет ли переодеться Лада, чтобы появиться во всей красе?
– У вас товар есть, у нас купец. И товар не залежалый, и купец наш хорош, – повел рукой в сторону сидевшего Ярослава Остромир. – Не сговоримся ли?
– Да ведь товар наш не всякому подойдет… – делано заартачился Илия.
– С чего бы? – Остромир тоже хорошо знал свое дело.
– Больно прост наш товар…
Некоторое время они пререкались, как и было положено. Ярослав сидел, выпрямившись и почти не слыша, о чем говорят. Лады не видно, неужто снова куда уехала? Ему не хотелось думать, что девушка еще раз может попасть в неприятность. Наконец он услышал слова Блуда:
– Будет тебе, боярин! Покажи дочь, посмотреть желаем!
Илия хитро прищурил глаза:
– А какую? У меня их две.
Ярослав беспокойно вскинул на него глаза:
– Ладу.
Никто не спросил, откуда князь знает имя девушки, все старше Ярослава, но хорошо помнили и свое молодое нетерпение, а потому постарались спрятать улыбки в усы.
– Ла-аду?.. – протянул боярин.
В разговор мужчин вмешалась Повета:
– Да ведь не одета она, в домашнем…
Блуд махнул рукой:
– Давай сюда, какую есть! Мы не наряды смотреть будем, а девку.
А Ладу уже вталкивала в дверь сестра, которая, едва заслышав, о чем речь, поспешила притащить ее из горницы действительно в чем была за работой. Повета сердито фыркнула: столько времени прошло, а эти дурехи не сообразили хоть косу переплести!
Боярышня едва переступила порог, не решаясь пройти дальше. Краска смущения заливала лицо девушки. Чтобы не расплакаться, Лада прикрылась рукавом. Остромир усмехнулся:
– Чего же встала, пройди сюда.
Но ноги девушки точно вросли в пол, не двигались. Блуд поднялся и подошел сам. Ласково уговаривая: «Не тушуйся, мы не съедим…», он потянул в сторону руку красавицы. Три пары мужских глаз впились в лицо девушки. Боярышня была хороша: тонкий стан, высокая грудь,
– Глаза-то покажи, – потребовал Коснятин. – Небось, не косая?
Лада покраснела окончательно, но очи вскинула. Синева ее глаз могла поспорить с синевой летнего неба. Все ахнули: невеста и впрямь хороша!
Девушка не выдержала столь пристального разглядывания и метнулась вон из трапезной. Вслед раздался хохот.
Ярослав беспокойно переводил взгляд с одного боярина на другого – ну чего смеются? Понятно же, что смутили девушку!
Сватовство состоялось.
Князь Глеб молод, едва достиг походного возраста. Честно говоря, никто не понимал, зачем князь-отец отправил своего сына в такой далекий и непонятный Муром. Сам Глеб послушно согласился, он не мыслил себе, как можно пойти против воли великого князя.
С молодым князем в Муромские земли ехал епископ Илларион и его многочисленное святое воинство. Епископ надеялся быстро обратить в истинную веру мурому и посадить по окрестным селам своих людей. Воевода Горазд почему-то только головой качал, глядя на священников в их темных длинных одеяниях.
Дороги толком не было, Муром прятался далеко за непролазными лесами.
Но Муром не встречал князя хлебом-солью, напротив, город готов принять самого князя, но, прослышав, что с ним священники, которые станут крестить людей, муромчане собрали всю племенную рать и заперлись за стенами. Конечно, киевляне могли бы и осадить Муром и попросту нанести городу урон, но воевода хорошо понимал, что тогда они наверняка не вернутся обратно. Киев далече, а лес на Муромской земле действительно глухой…
Киевская дружина встала неподалеку от города. Горазд досадовал на Иллариона, если бы тот не стал требовать крещения от хозяев веси, в которой они останавливались, те не стали бы сообщать в город о приближающейся дружине. Тогда удалось бы войти в Муром миром, а там как бог даст. Теперь же не скоро удастся замирить муромчан, не поверят. Шли день за днем, но Муром ворот не открывал. Глеб ходил сам не свой, что делать, вернуться в Киев к отцу? Нельзя. Взять город в осаду? Тоже. Ему на помощь придет все племя, вырежут по одному и не только священников.
К князю попросился один из дружинников, сказал, что муромский, потому места здешние знает. Глеб только успел подумать, чем он может помочь, как воевода уже о чем-то расспрашивал дружинника, кивая головой. Горазд обернулся к князю:
– Здесь неподалеку есть укрепление, погост, еще со времен княгини Ольги стоит. В нем жить можно, подновим только кое-что.
Услышавший такие речи Илларион, рассердился:
– Негоже князю от муромы на погосте прятаться!
Горазд досадливо отмахнулся: