Святослав (Железная заря)

Генералов Игорь

Голос у нее был низкий, слегка певучий. Слова она произ­носила не торопясь, лаская слух. Говорила каксравным, без раболепствия, но с уважением к прожитым годам.

Раненый с интересом присматривался к ней. Он был не просто купцом. Он добывал сведения, покупал нужных людей в Болгарии и Византии, кроме этого был купеческим старшиной в русском городе Вышгороде. Всю жизнь он привык общаться с людьми и хорошо понимал их — это пришло с годами и опытом. Его ценил князь, ценили бояре. Чтобы стать своим в христианских странах он принял крещение. И прожил жизнь не зря, не пустив по ветру талан, переданный ему богами.

— Как звать-то тебя?

— Еленой.

Девушка

не заметила, как вздрогнул купец, и не смутилась, не отвела глаза под вдруг ставшим жестким и серьезным его взглядом. Наоборот, смотрела прямо и открыто. Обратилась к купцу:

— Я пойду, скажу игуменье, что наш гость очнулся.

Скрипнула тяжелая дверь. Купец, устроил поудобней голову, устремил взгляд в потолок. Он всё же попал туда, куда направ­лялся. Мысли крутились в голове, пытаясь объять великое дело которое долго готовилось и вот уже почти было устроено. Да, все решается деяниями многих людей и влечет за собой цепь неот­вратимых событий. Еще недавно Византия дрожала под ударами болгарского царя Симеона. После его смерти болгарский стол занял его сын Петр, которому далеко было до славы и доблести его отца. Как всегда в таких случаях нашлись люди, обратившие слабую натуру правителя в собственную пользу. Петр поспешил замириться с Византией, обратив в прах начинания своего отца. Точнее, это сделали бояре, которые в этом имели свои выгоды. За молодого царя отдали в жены Ирину — дочь Христофора — соправителя византийского императора Романа. Петр в благодар­ность получил все регалии базилевса, чего так тщетно добивался Симеон, и положил начало лишению Болгарии самостоятельностии государственности. Иногда чего-то добиться войной гораздовыгоднее, чем миром.

Бояре начали избавляться от возможных наследников болгар­ской знати, имеющих право на престол. Та самая девушка Елена была родственницей и Симеону, и византийским императорам. Ее мудрый и уже почивший отец отдал дочь на воспитание в монастырь, дабы, оградив от злобного кипящего страстями мира, сохранить ей жизнь. Некогда Михаил узнал об этом от болгарских друзей и сообщил Свенельду. Воевода смотрел дальше и глубже многих и ухватился за мысль породниться с благородными до­мами. Началась долгая осторожная игра с тайными пересылками и подкупами. Не было, как по обычаю, пышной засылки сватов с подарками — дабы никто не смог помешать намечающейся свадьбе.

Снова скрипнула дверь. Вошедшая игуменья пододвинула к себе небольшую скамью, на которой ранее сидела девушка. Охнув, села. Кости уже не те, что в молодости, с каждым годом все тя­желее даются движения, а ежели вот так погода меняется — хоть в гроб ложись. Купец добродушно улыбнулся. Игуменья, оправив на коленях свиту, молвила:

— Ну, здравствуй, Михаил! Давненько мы с тобой не виде­лись!

— И тебе поздорову, матушка Мария! — ответил купец.

— Да здоровье не то уже, — отмахнулась игуменья, — ты-то, смотрю, все маешься, места никак себе не найдешь?

Михаил молчал, да Мария и не ждала ответа.

— У нас, видишь, что в Симеоновом царстве происходит: ромеи понаехали, торг перенимают, армян с собой понавезли, ведут себя как хозяева. Попы ихние наших в церкви теснят, народ от того в вере некрепок становится, а что, если в церкви, как в миру, все происходит? Того и гляди ересь какая-нибудь родится! Богумилы [3] уже ходят по Карвунскому краю, а чёрный люд благоволитимне из-за веры, а чтоб ромеям да Петру хоть как-то досадить.

3

Богумилы —

одна из самых распространенных ересей в X—XIII вв., преимущественно в Болгарии.

Игуменья вздохнула, не решаясь первой в святых сте­нах начать разговор, за которым пришла: о серебре, что привезли русы, покупая родовитую послушницу, что, впрочем, было бы невозможно без согласия самой Елены. Жаль было Марии дев­чонку: не для отшельнической жизни она была. Хоть и слушалась Елена в монастыре игуменью, но за показным смирением угады­вался крепкий своенравный внутренний стержень. Как молодаятигрица, девочка почувствует вскоре свою силу. Монашенки ужееё сторонятся, и Мария не раз выслушивала осторожные намёки о том, что негоже было бы Елену здесь оставлять. Была бы она другой, поостереглась бы Мария отдавать христианскую душу в колдовские днепровские леса с языческими богами.

Михаил, помогая игуменье преодолеть смущение, разлепил губы:

— Рана моя не очень меня беспокоит, поэтому, когда будет всё готово для нашего дела, скажи мне.

Никто из дружины купца не знал, зачем прибыли в Болгарию, думали, что за товаром. В чём-то они были правы.

— В иное время не дала б тебе сделать то, что вы там у себя в Вышгороде удумали, не моя забота — в мирских делах помогать. Ладно, — поднялась игуменья, — покой тебе нужен, пойду.

И уже в дверях добавила не оборачиваясь:

— А серебро, что монастырю в дар привез, ключнице пере­дашь.

Михаил закрыл глаза. Рушатся города, царства, всесметающим вихрем вырываются с корнем народы. Воля вершит все. И подчас никакая стихия не может изменить то, что задумано людьми. Так было и до великого потопа, однакопослевозрождения жизни все началось сначала. Через седмицу русы вывезли из монастыря Елену.

Часть первая

Глава 1

Осень сдувала с деревьев последние листья, золотом укрывшие остывающую землю. По холодному белёсому небу потянулись в теплые края птицы. С полей все убрано, в домах начинают топить печи. Варят пиво, мед — все на зиму. Скоро пойдут веселые шум­ные свадьбы. Вечера становятся все длиннее, молодежь, отдыхая после уборной страды, собирается на беседы. В Киеве торговые гости покидают гостинные дворы, смолят корабли, заказывают новые. Жизнь стихает.

Стынет в преддверии зимы и княжеская столица Вышгород. Сникли, посерели крышы домов, промозглой сырью тянуло со стороны Днепра. Терем растопили жарко, клонило в сон. Князь Игорь протер глаза, свернул берестяную грамоту и бросил на стол. Встал с лавки, потянулся, прошелся, чтобы прогнать сонливость. Подошел к окну, протер рукавом домашнего шелкового зипуна запотевшее слюдяное оконце, выглянул во двор.

Сегодня ночью ударил первый мороз и под утро прошел пер­выйснежок, совсем незаметный на темной земле. Дворовая баба о чем-то спорила с конюшим. Плюнула, что, мол, спорить и раз­машисто зашагала, куда — Игорь не разглядел: мешал скат кровли гульбища. Баба скоро вернулась с ключницей, болгаркой Катой. Видать, из-за стола вытащила: Ката жевала, а в руке дымилась после горячей пищи ложка. Ключница выслушала конюшего и бабу, наорала на обоих и ушла.

Князь улыбнулся, отвернулся от окна. Рухнул на лавку и прислонился к стене. Все еще морило. Прикрыл веки, вытянул ноги, хрустнув кожей сапог. Хорошо! Лежать не хотелось, сидеть бы так и сидеть.