Святослав
Шрифт:
Не спали только князь Святослав и старшая его дружина. Здесь, на берегу Сулинского лимана, Святослава уже ждал дозор князя Улеба. Князь передавал брату, что его вой, конные и пешие, выйдя из Киева-града, счастливо миновав поле над Русским морем, подходят сухопутьем к Дунаю.
Впрочем, вскоре и простым ухом можно было услышать, как на левом берегу Дуная, где-то далеко в глубинах ночной тиши, словно туго натянутый бубен, по которому барабанит сильная рука, гудит, шумит степь под конскими копытами.
Всю ночь шумели, гудели берега. Дунай ожил, заполнился
— Здрав будь, князь Святослав!
— Здравы будьте и вы, брат Улеб, Свенельд и все вой. Как прошли в поле и по земле уличей и тиверцев?
— Слово тиверцев и уличей твердо, послали под твое знамя не одну тысячу воев…
— Добро творят уличи и тиверцы. А как печенеги?
— Дивное дело, князь! На всем пути наши дозоры находили их следы, но живого печенега мы не видели. Верно, убегали от нас.
— Добро, если только убегали, — сказал князь Святослав и задумался. — Не примечали мы их и у Днепра, хоть улусы у порогов есть. Печенеги — только стрелы греческого лука, и кто знает, куда они полетят завтра! Будем остерегаться, дружина моя! Пусть всадники наши твердо стоят на левом берегу и оберегают нас… Ты, — князь обратился к воеводе Волку, — останешься с нами, следи за полем. Здесь, в лимане, останутся с дружиной и наши лодии. Ты, Икмор, — обратился князь к морскому воеводе, — остерегайся другого зверя — ромеев, посылай дозор далеко в море и вдоль берегов.
И еще задолго до рассвета войско князя Святослава переправилось на правый берег. По пятьдесят и более воинов садилось в каждую лодию, по десять, а то и больше раз каждая из них переплывала лиман. Теперь все войско стояло на дунайских кручах. А на левом берегу — в камышах Сулинского лимана, среди густых зарослей, в плавнях — остались лишь конные вой, следить за тем, чтобы из южных степей к Дунаю не налетели внезапно печенеги или какая другая орда. Среди камышей, зарослей и повсюду в плавнях над лиманом были спрятаны лодии — им следовало остерегаться хеландий ромеев.
На рассвете князь собрал всю старшую дружину.
— Не с мечом и копьем хотел я идти сюда, — промолвил князь Святослав, — шли мы, чтобы протянуть руку болгарам и вместе с ними двинуться на ромеев. Но днесь со всеми болгарами не могу еще говорить, а потому посылал к кесарю Петру воеводу Богдана, велел сказать, что иду не кровь проливать, а чтобы не допустить кровопролития и нашей гибели. Но кесарь Петр оттолкнул нашу руку и убил воеводу Богдана.
— Отметим, княже! — зашумели под шатром. — Отметим! Сурово и задумчиво было лицо Святослава.
— Отмщение падет на голову кесаря Петра, — сказал князь, — он не уйдет от него. Пусть падет оно и на его боляр, всю дружину, что ходит с мечами ромеев…
— Веди, княже! — зашумели воеводы и тысяцкие. Но князь еще не окончил:
— Однако, мужи мои, всем нам надлежит по.мнить, что, ратоборствуя с болгарским кесарем, болярами его и дружиной, мы не воюем с болгарами, а, напротив, будем стоять на том, чтобы, одолев Петра, вкупе с болгарами идти на ромеев. Будем вместе с ними —
— Веди, князь! — гремело под шатром.
Князь Святослав ступил вперед и откинул полог шатра. Вверху, в синем небе, еще пылала уходящая денница, весь небосклон, будто широкое знамя, затянуло розовым сиянием, а ниже, совсем рядом, нес свои воды необъятный голубой Дунай.
Князь Святослав коснулся тула, вытянул из него стрелу. Это была замечательная тонкая кипарисовая стрела с наконечником из рыбьего зуба и орлиными перьями на конце…
— Несите эту стрелу кесарю Петру, — промолвил Святослав, — и скажите ему: «Иду на вы!»
2
Весть о том, что лодии князя Святослава появились в Русском море, долетела до Константинополя очень быстро. Ее передал не только фар из Преславы. Рыбаки, уходившие за Босфор ловить рыбу, и купцы, возвращавшиеся Русским морем на груженных солью, хлебом кубарах из Херсонеса, также подтверждали, что к дунайскому гирлу подошло множество русских лодий.
Это известие, конечно, всполошило Константинополь. И в Большом дворце, и за его стенами, в городе, повсюду над Золотым Рогом и Пропонтидою с ужасом говорили, что лодии, видимо, плывут к Византии, вспоминали имена русских князей Олега и Игоря…
Днем каждый житель Константинополя, где бы он ни находился, что бы ни делал, все время прислушивался: не подул ли ветер с востока? — и вглядывался: не видать ли русских ло-дий в голубых водах Босфора?
Ночью жители столицы не спали, часто выходили из своих жилищ, смотрели в сторону Большого дворца, где на высокой скале стоял фар, передававший сигналы из Болгарии, из Пре-славы.
Только императора Никифора, его паракимомена Василия и еще немногих приближенных к императору особ не удивляло это известие. Они знали больше, чем другие. Прошел почти год с тех пор, как, по велению императора Никифора, в Киев выехал василик — патрикий Калокир. Грамота от кесаря Петра, в которой он писал, что киевский князь Святослав грозит ему войной, свидетельствовала, что Калокир действует, а князь Святослав готовится к войне с болгарами. Так готовилось и должно было свершиться то, что задумал император Никифор: князь Святослав пойдет на Дунай, разобьет болгар, загубит свое войско, а тогда скажет уже свое слово и Никифор.
Удивляло императора ромеев иное: выехав из Константинополя, патрикий Калокир в течение целого года не подавал о себе никаких известий. Молчал он и теперь, когда лодии князя Святослава стояли уже на Дунае… Почему молчит василик Калокир, почему не отзывается князь Святослав? Ведь за войну с Болгарией Византия уже дала ему и еще даст много золота.
Конечно, император Никифор даже представить не мог, что князь Святослав прибыл к Дунаю не на какой-нибудь сотне лодий, а на многих сотнях насадов и что, кроме того, немало его войска — пешего и конного — надвинулось, словно туча, с поля на востоке. О, если бы василевс знал об этом, он действовал бы иначе и без промедления.